не знала, кто двинулся первым — она или Стефано, — но каким-то образом они оказались ближе, и их губы снова соприкоснулись. Она раскрылась под ним. Его рот нежно дразнил ее, и все, чего она жаждала, — чтобы он не останавливался. Она могла забыть обо всем, когда его губы были на ее губах, когда его руки обвивали ее тело, когда он был внутри ее.

Ее руки скользнули по его телу, потянули за теплый свитер. Она просунула их ему под рубашку, чтобы погладить горячую кожу, и он отпрянул с улыбкой на губах.

— Ты говоришь, что тебе не холодно, но твои пальцы заледенели.

— Тогда согрей меня.

Стефано застонал и обнял ее. Его уверенные руки расстегнули молнию на ее пальто, сбросили его с плеч. Прохладный воздух комнаты обжигал, но это было ничто по сравнению со страстью и жаром, которые они излучали вместе. Он прервал поцелуй и встал, протягивая к ней руки. Она вложила свои руки в его, и он помог ей встать. Он подвел ее к узкой кровати и откинул одеяло, потом заколебался.

— Ты уверена, что нам не надо найти место потеплее?

Люси посмотрела в его черные глаза, блестевшие в свете свечей. Она обхватила ладонью его щеку.

— Нет, здесь все идеально.

— Хорошо. Я не уверен, что смогу ждать.

Стефано расстегнул пуговицу на ее джинсах, потом молнию и спустил их с бедер, его руки скользили по ее ногам. Он опустился перед ней на колени и прижался горячими губами к ее животу, потом ниже, его теплое дыхание обдало ее кожу.

— Ты так прекрасна… — пробормотал он, прижимаясь к ее плоти и целуя ее между бедер.

Отодвинув ее нижнее белье в сторону, он позволил своему языку исследовать ее, нежно играя с ней, и она застыла от удовольствия, пока он не остановился. Единственным звуком в комнате было ее тяжелое дыхание.

Он помог ей снять ботинки и джинсы.

Стефано стоял совершенно голый в мягком свете свечей. Освещение глубже запечатлело тени его мускулов, сделав их великолепно очерченными. Люси легла на спину, наслаждаясь совершенством его сильного мужского тела.

Он присоединился к ней на кровати и накрыл их толстым пуховым одеялом. Его руки скользнули под ее топ, чтобы погладить кожу, и она задрожала от удовольствия от его прикосновения. Сладкая боль зародилась глубоко внутри ее.

Стефано расстегнул ее бюстгальтер, и его рука потянулась к груди, поглаживая сосок. Ощущение пронзило ее, как электрический разряд. Его мускулистое тело прижималось к ее. Голова опустилась к ее соску, его язык был гладким и настойчивым, а ее плоть отвечала на его ласки, руки царапали его спину.

Стефано обхватил губами ее сосок и начал сосать, просунув руку между ее бедер. Она была близко. Этот человек воспламенил ее. Возможно, когда-то она думала, что музыка — ее единственная страсть, что игра на скрипке — это для нее все, но Стефано Моретти быстро превращался в опасную одержимость.

Она дрожала под его ласками, не желая перешагивать через восхитительный край без него.

— Ты мне нужен…

— Я твой, — прошептал Стефано, прижимаясь к ее коже, и волна жара пробежала внутри ее от желания. Он не прекращал настойчиво поглаживать ее разгоряченную плоть.

— Войди в меня.

Он замер.

— Все, что ты захочешь и что в моей власти дать тебе, Люси, я дам.

Его прикосновения и его тело могли воспламенить ее, но эти слова… Они говорили не только о сексе или влюбленности. О чем-то большем, чем страсть. Они пронзали ее до самого сердца, и она не могла ни думать, ни даже мечтать о том, что это может означать.

У нее была тайна, и теперь ей казалось почти предательством не рассказать ему об этом. Кто-то мог бы сказать, что это не имеет значения, что скрипка принадлежала ее семье более семидесяти пяти лет, и почему ее должно волновать, откуда она взялась?

Но для нее честность была всем. Она видела, как отсутствие этого у ее отца разрушало все вокруг. Как трусость Виктора означала, что он завел роман тайком, а не разорвал их отношения. Она всегда хотела правды, даже если та была жестокой и причиняла ей боль, заставляла истекать кровью. Это лучше, чем жить в блаженном неведении только для того, чтобы жизнь, какой она ее знала, ускользнула в последнюю минуту.

— Люси… Ты со мной?

Слова Стефано вырвали ее из мрачных раздумий. Она должна была что-то сказать, но его руки снова гладили ее, скользили по коже, и все, чего она жаждала, — это закрыть глаза и отдаться этому ощущению.

Она потянулась к его лицу и провела большим пальцем по его губам, глядя в его тающие темные глаза, которые мерцали золотыми искорками на свету.

— Я здесь.

— Если ты все еще соображаешь, то я плохо ласкаю тебя. — Он схватил ее топ и бюстгальтер и одним махом снял их, бросив на пол. — Так-то лучше. Теперь между нами ничего нет.

Однако это не совсем так. Он заслуживает большего. Он заслуживает правды. Но она не знала, что сказать, когда все, чего она хотела, — это снова раствориться в нем.

— Пожалуйста, Стефано.

Он потянулся к лежащим на полу брюкам. Достал презерватив, затем склонился над ней.

— Ты пришел подготовленным.

Люси раздвинула ноги, наслаждаясь ощущением его между ее бедер. В ожидании наслаждения, которое было так близко, всего, что должно было произойти.

— Я всегда хочу тебя. Это как наваждение.

Стефано припал губами к ее губам, его поцелуй был жестким и настойчивым. Когда их языки соприкоснулись и она снова крепко обхватила его руками, он скользнул в нее. Ее спина выгнулась от удовольствия, когда он вошел глубоко в ее тело.

Она была так близко, даже сейчас. Этот мужчина воспламенил ее, зажег.

Он двигался, и их тела сливались, прекрасная песня их любовных ласк эхом отдавалась вокруг них в маленьком интимном пространстве. Люси крепче обхватила руками его торс. Обвила его ногами. Наслаждаясь ощущением его твердого тела рядом с ней.

То, как они двигались вместе, было чистым инстинктом и врожденным знанием желаний друг друга. Она не хотела, чтобы эта ночь заканчивалась. Эта потребность пела в ее голове, пока ее тело напрягалось, поднимаясь все выше и выше. Жар нарастал внутри ее, ожидая яркого всплеска удовольствия.

Он бормотал что-то по-английски, что-то по-итальянски. Нежные слова о ее красоте, слова ободрения, рассказы о том, какое удовольствие она ему доставляет. Никто из них не столкнул ее с восхитительного края, по которому она шла, окутанная бесконечным туманом наслаждения.

— Как