– Сама говорила – по морде бьют, голой выкидывают, – вспомнил я.

– Так ведь не часто бьют. Подумаешь – съездят разок-другой, не убудет, – ухмыльнулась девка. – И голой всего один раз выкинули. Сама виновата – сразу с двумя сговорилась. Думала, с одним сначала пупок потру, с другим позже. А они вместе пришли. Нет бы одному подождать, так обиделись. Зато – жизнь у меня веселая.

– А будет свой дом, глядишь, кто-нибудь и замуж возьмет, – уговаривал я.

– Возьмут. Только на хрен мне замуж? Вон, подружки мои бывшие, нос от меня воротят – курва подзаборная, а у самих что за жизнь? Круглый год беременные, детишек куча. Скукота! Они мне, курицы, завидуют!

– Чему тут завидовать? – удивился я.

– Так все просто, – доверительно сообщила мне Лота. – Все мужики кобели, а бабы сучки. А каждой сучке охота, чтобы на нее больше кобелей вскочило.

– Старость придет, кому ты нужна будешь? – попытался увещевать я девку.

– А кому старики нужны? Они никому не нужны. Дети да внуки ждут, чтобы окочурились. Что проку от старика, который лежит целый день да под себя ходит? Одна вонь. Помню, матушка моя говорила про бабку, свекровь свою, мол, когда же тебя, дуру старую, Господь приберет? Не хочу я до старости доживать. Лет бы до тридцати дотянуть – так и ладно. А до этого еще чертова уйма.

– Уйма, это сколько?

– Одиннадцать, а может, двенадцать, не считала, – беззаботно отмахнулась Лота.

В ее возрасте тридцать лет кажутся старостью. Но Лота еще не знает, что, если она доживет до тридцати, ей захочется дотянуть до сорока, а там и до пятидесяти. Но ее жизнь – это ее жизнь, и лезть с поучениями я не имел права. Да и не хотел…

Лота проснулась, когда я заказывал завтрак. Ей нравилось, что заказ делается на двоих, чего ее прежним клиентам не пришло бы и в голову.

В первое время она изумлялась, видя непьющего солдата. Потом привыкла. Чуть тяжелее далось понимание, что я не люблю пьяных женщин. Сама же она была не прочь пропустить стаканчик-другой, но из-за желания угодить клиенту терпела.

– Месяц уже с одним мужиком сплю! – вдруг заявила Лота, усаживаясь за стол.

– А кто неволит? – равнодушно сказал я. – Постояльцев много, иди…

– Ты же меня у хозяина на весь месяц взял, не поскупился. Если уйду, деньги придется возвращать, а Паташон ругаться будет. Он же перед тобой на задних лапках ходит. Говорит – ни разу такого богатого постояльца не было. Даже чистоплюйство твое уважает. Мол, другие на простынях по два месяца спят, а этому каждую неделю новые подавай.

– Не волнуйся. Скажу хозяину, что деньги обратно не возьму.

– Так я потерплю, – ухмыльнулась девка. – Мне тоже на чистых простынях кувыркаться нравится. Да с тобой и поговорить интересно. С другими-то что? Никакого разговора, одно пыхтение. Вот, помню…

– Давай без воспоминаний, – поморщился я.

– Странный ты, – заметила Лота. – Другим мужикам в твоем возрасте, им даже нравится, когда я про прежних клиентов рассказываю. Их это даже заводит.

– Вот ты другим и рассказывай.

– Как скажешь, – кивнула Лота. – Ты, когда на крысе своей женишься, часто ко мне приходить станешь?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Как сейчас можно говорить – часто ли, редко ли? Как пойдет. Давай лучше завтракать.

– Ты уж меня прости, что не в свое дело лезу… – начала Лота. – Не разозлишься? Про тебя и жену твою будущую, – уточнила девка, подтягивая к себе творожную запеканку.

– Если начала, договаривай.

– Ты бы свою невесту прямо сейчас завалил, – посоветовала Лота, принимаясь за еду.

– А зачем? – удивился я.

– Затем, что ты, как дурак, обещание дал.

– Ну, дал обещание, ну и что? – хмыкнул я, откусывая кусок сосиски.

– Где это видано, чтобы муж к жене в спальню не заходил? – хихикнула Лота. – Если ты не будешь собственной фрау юбку на нос задирать, другой найдется. Вот я и говорю – если ты со своим словом носишься, как дурачок со свистулькой, то прямо сейчас хватай свою фрейлейн и в куст тащи. Ей и понравится. А не сразу понравится – ты ее еще разок-другой утащи. И слово свое не нарушишь, и девка довольна будет.

Конечно, не дело, если шлюха ведет с тобой разговор о твоей же собственной невесте, но в сущности-то она права. Другое дело, что под куст я фрейлейн Йорген не потащу. И не потому, что я такой хороший и благородный, а потому, что не хочется мне быть с фрейлейн даже в постели, а не то что под кустом.

Ничего не сказав Лоте, я доел завтрак и принялся собираться. Девушка же улеглась обратно в постель.

– Опять будешь весь день спать? – улыбнулся я. Водилась за ней такая слабость. Дай волю – спала бы целыми днями и ночами.

– Ага, – вяло отозвалась Лота. – Может, я в шлюхи-то подалась, чтобы отоспаться? Пока из дома не выгнали, спать некогда было, – пожаловалась она, – спозаранку коров доить, днем свиней пасти. Вечером – опять коров доить. А тут – благодать! Ночью работаешь, днем спишь, что еще надо для счастья?

– Сказать, чтобы на обед разбудили? – поинтересовался я.

– Не надо, – зевнула Лота. – Проснусь, сама вниз спущусь, найду чё-нить на кухне, не впервой. Иди, не мешай. Расскажешь вечером, чего там с мостом решили…

Мои арендаторы – народец с хитрецой и своей выгоды никогда не упустят. Вот и вчера ко мне явилась депутация с дальних хуторов. Мол, ваша милость, неплохо бы мостик через ручей починить, а то в объезд ездить далеко. Может, придумаете чё-нить? Ручей-то мелкий, всего ничего, сами бы сделали, да руки не доходят. И еще – ручей этот, он как раз поперек ваших земель течет. Ежели на то вашей милости соизволение будет, так подкиньте взаймы талеров пять, а лучше шесть. А уж они сами строителей наймут, а к следующему году все будет готово. А за это, со всею душой, когда-нить да чё-нить сделаем и талеры возвернем. А лучше – Бога будем за ваше здоровье молить, оно и надежнее и бесплатно!

Денег на ремонт мне было не жаль, но дело в принципе. Знаю я этих пейзан – деньги возьмут, а потом будут тебе в глаза глядеть, слезу пускать, а за спиной смеяться. Тем паче вся округа прекрасно знала, что новый владелец имения деньги на ветер кидает. Чего бы дурака не подоить? Пришлось объяснить, что «забесплатно» от меня можно только по шее получить, а мостик, если он нужен, будем строить вместе. Если говорите, всего шесть талеров, то так и быть – три талера вношу я, а три – вы. Услышав сумму, крестьяне взвыли, заохали и принялись ныть, что у них-де с деньгами совсем-совсем худо. Талер, с большим скрипом, они наскребут, а дальше – ни-ни…

Не исключено, что я просто плюнул бы да выдал искомые талеры, но тут приехала Кэйтрин и сразу расставила все (и всех!) на свои места. Как оказалось, строить мосты и ремонтировать оные – прямая обязанность арендаторов. А ежели хозяин имения построит мост за свой счет, пейзане обязаны мне платить мостовой сбор.