— Э-э-э… — Мне очень хотелось схамить, но я все-таки удержалась. — У вас что, такая фотографическая память, что вы запоминаете всех и каждого, кого видите мельком?

— Да! — радостно ответил Дэвид, отправляя в рот следующий кусочек сандвича. — Я — фотограф.

— Фотограф?

— Да.

— То есть это ваша профессия?

— Да.

— Потрясающе!

— Что? — удивился он.

Ну, как же! Это была моя давняя мечта — познакомиться с профессиональным фотографом. Расспросить его о том о сем. Вот только у меня не было уверенности, что этот красавчик-качок-крутышка согласится отвечать на все мои бредовые вопросы.

Лето в Питер, наверное, не придет в этом году никогда. Хочу, конечно, невозможного — чтобы оно у нас начиналось как положено, 1 июня. Но в этом городе так не бывает. Лето раскачивается долго. Приближается к нам нехотя. Иногда, бывает, подразнит слегка в конце апреля или в начале мая, покажет свое личико на мгновение… А потом опять отступит на дальние позиции, и когда его теперь ждать — неизвестно. Я каждый год об этом благополучно забываю. И 1 июня начинаю пыхтеть от досады — где, где тепло, солнце и цветы? Идеалистка, что сказать…

Да, я уже в Питере. Вернулась из Дании и даже думать про нее забыла.

Рассказать? О чем? О трех свободных днях в Копенгагене? Об этом мэне из кафе? Так нечего рассказывать. Правда, правда. Вполне можно обойтись тремя словами. Нет, не о Копенгагене — Копенгаген хорош, просто чудо-город, — а о мэне, об этом Дэвиде-фотографе.

Новозеландец, юморист, любитель истории и путешественник. Живет сейчас в Лондоне. «Но, думаю, скоро буду оттуда двигаться, — сообщил он. — Не люблю долго сидеть на одном месте». В Копенгагене уже не впервые. Водил меня по разным местам: и по проторенным туристским тропам, и по потайным закоулкам. Да, он навязался мне в сопровождающие. У него, видите ли, никогда не было знакомых из России. Любопытно, мол. У меня тоже никогда не было знакомых из Новой Зеландии. Мне тоже, честно сказать, было любопытно. Так что мы с ним совпали. Я имею в виду в этом интересе к представителям других стран. Не более того.

Но насчет его высокомерия — готова взять свои слова обратно. Он оказался вполне терпим. И чрезвычайно галантен. В общем, я провела время в его обществе не без удовольствия. В какой-то момент даже порадовалась за себя — еще когда уезжала из Питера, все мучилась: как я буду коротать в Копенгагене вечера? Это самая большая проблема для путешествующих в одиночку. А тут все так удачно сложилось. «Тур по достопримечательностям местной кухни» — назвал наши три вечерние вылазки в местные ресторанчики Дэвид.

Вот и все. О чем болтали? Обо всем понемногу. В основном говорил он. Рассказывал о своих поездках. Хорошо быть фотографом. А маркетологу — какие ж путешествия? Так только, вылазки на корпоративные мероприятия, ничего особенного. Хотя лошадки, конечно, были очень даже…

— На лошади ездила? — воскликнула Дарья с завистью, когда я отчиталась ей о поездке. — Ого!

— Поедешь в Гималаи, тоже покатаешься на лошадке, — пообещала ей я.

— Там же написано «на джипе», — возразила она.

— Думаю, в Гималаях немало мест, куда и джип не пройдет, — усмехнулась я.

— Дай-то Бог!

Кто о чем мечтает, а Дашка — о трудностях. Правда, таких, как она, пока на группу не набралось. Придется ей ждать. Причем неизвестно, как долго. Может, это и к лучшему. Потому что мечта хороша только в виде полуфабриката — пока о ней мечтаешь. Стоит ее только опустить в горячую воду и отварить, то есть реализовать, как сразу весь аромат исчезает, не говоря уже о вкусе.

Кофточка, что я купила Иринке, пришлась ей впору и по сердцу. В первую ночь после моего возвращения она даже спала в ней. А Бренда — в новом ошейнике. Маме привезла фарфоровую кофейную пару, а папе — ножик. Павлу… Павлу — бумажник. Купила в дьюти-фри. И вовсе не потому, что хотела сэкономить, — просто не хотела выбирать мужской подарок при этом новозеландце. Он же везде со мной таскался. Семья — это интимное дело, незачем посвящать в него посторонних. Да, я ничего не сказала Дэвиду ни про Павла, ни про Иринку, ни даже про Бренду. Зачем ему это?

И им не сказала ничего об этом мэне. Им тоже ни к чему. Еще начнут задавать вопросы. Это я даже не о Павле. А об Иринке с Дашкой. Павел просто опять начал бы напрягаться. Мы ведь с ним еле помирились. Пришлось извиняться. Да-да. Ну и что такого? Известно ведь, что когда два человека строят близкие отношения, то нужно идти на уступки. Не обязательно при этом изменять самому себе. Достаточно внешне признать право твоего партнера на претензию — и все. Он доволен, и ты… тоже. Не на сто процентов, конечно, но мысль о том, что именно твоими усилиями удалось сохранить мир, здорово подогревает тебя и почти без остатка растворяет твои сомнения.

Почти… Сколько-то грамм осадка у меня осталось. Не могу даже точно сказать, что именно меня беспокоит сильнее всего… И чем больше об этом думаю, тем меньше понимаю. Наверное, нужно расслабиться и дать интуиции сделать свое дело.

На работе всех здорово развеселил мой отчет о поездке. Вадик даже позавидовал. Сказал, что так классно никогда не ездил. А мне кажется, это мы сами придаем тому, что с нами происходит, привкус того или иного ощущения. Я же ждала чего-нибудь необычного — вот оно меня и отыскало.

Как все-таки странно — всего неделя прошла, а Дания — это уже скорее воспоминание, нежели впечатление. И опять потекла обычная жизнь. Впрочем, сегодняшний день обычным можно было назвать лишь с некоторой натяжкой. Просто потому, что он не задался.

Не задался с самого утра. День из серии «наперекосяк». Ты и так стараешься, и эдак, однако абсолютно ничего не получается, и он так и заканчивается — из рук вон, прямо хоть вычеркивай его из своей жизни навсегда, его и память о нем. Так я думала раньше. Но однажды вдруг поняла: делать вид, что этого дня просто не было, — верх расточительства. Случилось это в период, когда «наперекосяк» в моей жизни вел счет на целые недели. И что? Вот так все их и выкинуть вон? А что мне тогда останется? Может, и в этих смутных временах есть своя прелесть?

Однажды задумавшись над этим, я уже по-иному стала смотреть на незадачливые дни. И прелесть, как ни странно, нашлась. С ними можно сравнивать. Особенно помогает в случае встречи с днями, не окрашенными ничем: ни радостями, ни горестями. Вот течет такой денек мимо тебя, а ты сидишь и стонешь, как от зубной боли: «О, бож-же мой!..» Тоска. И тут — как черт из табакерки, но только черт веселый, скорее такой симпатичный чертик — воспоминание: зато-позавчера-вообще-дело-было-дрянь. И оказывается, сегодня жизнь еще искрится и играет радужными красками. И вот уже улыбка на лице и даже какой-то веселый мотивчик в голове вырисовывается. Словом, что бы мне ни насыпало в этой жизни, все, как выясняется, из разряда необходимого.

«Взрослеешь», — диагностировала Дарья, когда я как-то поделилась с ней этими соображениями. Наверное, да. Вот только когда наступает смутное утро, я реагирую на него не столь философически. Сначала киплю и подпрыгиваю от злости.