Волки, наг и нагайна прекратили грызню и странно притихли.

Карен Саркисян первым приблизился к своему «тотему». Это как раз был вервольф, приклеенный к полу заклинанием Дмитрия. Волк заскулил, когда Карен обхватил его голову и заглянул в глаза.

А потом они переместились в Сумрак. Это же сделали все, кто сейчас был на этаже, даже Лихарев. В Сумраке он с трудом, но оторвал руку от стены, покрытой разводами синего мха, как будто поверхность украшал замысловатый гобелен.

Вервольфы дотрагивались до своих волков, и те превращались в зыбкие силуэты из густого тумана, которые сливались с фигурами подростков. Иван Данилов положил руку сверху на морду нага. Тот объединился со своим носителем иначе, чем волки: раскрыл пасть и мгновенно проглотил – как будто сам наделся на человека еще одной переливающейся кожей. Иван стал похож на затянутого в гидрокостюм дайвера без акваланга. Но переливы второй кожи немедленно потускнели, и она словно растворилась на поверхности тела.

Когда Дреер посмотрел на сестру Данилова, он лишь успел заметить, как стремительно рассасывается на девочке кожа нагайны.

Толик Клюшкин тоже нашел своего двойника-вампира. Его личный «мистер Хайд» отстал от прочих, свалившись с лестницы, и явился только к последнему акту. Зрелище было еще то. Вампир приблизился к Клюшкину словно нехотя, отвечая на зов. А подойдя на расстояние вытянутой руки, взорвался, разлетевшись на множество сероватых хлопьев.

Хлопья с головой покрыли Толика, а потом так же исчезли, как пропала на близнецах Даниловых змеиная кожа.

– Всем выйти из Сумрака! – вернул себе властные полномочия Лихарев.

Все подчинились.

– Вы остолопы, – искренне сообщил Дреер. – Хотя и не безнадежные, это надо признать.

Остолопы сидели полукругом на принесенных стульях за неимением скамьи подсудимых. Перед ними, словно пулеметчик в доте, расположился за своим письменным столом Лихарев. Казалось, левый глаз он сощурил, чтобы лучше прицелиться. В углу замер Козлов, сейчас похожий на предмет обстановки.

Одноглазое Лихо, как только ситуация вернулась под контроль, весомо сказал всем «пройти» для выяснения. Пришибленные интеграцией со своими двойниками «мертвые поэты» послушным гуськом отправились в кабинет школьного Надзора. Лучше всех держался побитый, но не сломленный Артем Комаров. Его, как самого пострадавшего, усадили в печально известное массивное кожаное кресло для допрашиваемых. Он-то и высказался:

– Мы не хотели быть Темными. Нас никто не спрашивал.

– А вы сами кого спросили, когда получили эту вашу сыворотку? – поинтересовался Дреер.

«Поэты» молчали.

– Темными делают не хвост и клыки, – сказал Дмитрий. – Подумали бы о тех, кого покусали ваши…

– Это все я! – Анна встала, вытянувшись в струну. Казалось, еще немного, и она зазвенит. – Я все сделала!

– В общем, так! – хрипло сказал Лихарев. – Всем пока домашний арест до полного выяснения. Пределы школы и жилого корпуса не покидать, в парк вообще не выходить. Сидеть тише воды, ниже травы. Ясно?

«Поэты» кивнули.

– Тебе конкретно, – Одноглазое Лихо посмотрел на Анну, – краски в руки не брать.

Анна тоже кивнула.

– Надо бы всех вас в карцер, – сказал Лихо, – да их уже отменили сто лет в обед. Ничего, поставлю вопрос. Всё, марш отсюда! Стулья вернуть туда, где взяли.

Юные вампиры и оборотни послушно удалились. За ними последовала и единственная Светлая в банде.

– М-да, наворотили сегодня дел, – выдохнул Лихарев, когда все вышли и остался только Дреер. – Хорошо, не загрызли никого действительно. Так что это чудо какое-то.

– Что им, кстати, всем будет?

– А ничего не будет! – сказал Одноглазое Лихо. – Если мы с тобой постараемся. Что скажете, дозорный?

– Не наша юрисдикция, – пожал плечами Козлов. – Главное, что никаких «дикарей» в городе больше не существует. А мою позицию по отношению к школе вы знаете.

– Считаем, был срыв у нескольких оборотней, – подытожил Лихарев. – Первый раз, что ли? Они вон на переменах иногда перекидываются или даже на футболе, сдержать себя не могут. Наркоты никакой нет, сыворотка – это другое. А сыворотки тоже больше нет, Дреер последнюю уничтожил. И не будет, за этим мы проследим.

– Раз Инквизиция может это гарантировать, – с долей иронии произнес Козлов, – то Ночной Дозор претензий не имеет.

Словесника кто-то дернул за язык, и он прочитал вслух:

Кандидат былых столетий,

Полководец новых лет,

Разум мой! Уродцы эти —

Только вымысел и бред.

– Неплохо. – Козлов посмотрел на Дмитрия тоже иронически, но с оттенком уважения. – Поеду писать рапорт. О том, что в школе все тихо. Только вымысел, мечтанье, сонной жизни колыханье, безутешное страданье, то, чего на свете нет!

Дреер тоже посмотрел на дозорного с уважением. Тот усмехнулся:

– Песню слышал.

– Вот что, – отрезал Лихо. – Я как глава Инквизиции на территории школы кое на что имею право. И этим правом я выпишу лицензию Свету на применение магии для лечения пострадавших.

– Не нужно, – сказал Козлов. – Если докажем, что покусали оборотни, то мы потребуем этого права у Темных. И получим. Так что не тратьте зря.

– Как знаете, – ответил Лихарев.

– Всего доброго. – Дозорный удалился.

Повисла длинная пауза, словно Козлов оставил напоследок какое-то легкое заклятие.

– Виктор Палыч… – Дмитрий сглотнул. – Извините… за Смолу.

– Кто старое помянет, тому глаз… – ухмыльнулся и без того Одноглазое Лихо. – А ты быстро решения принимаешь. Оперативно. Вот что я тебе скажу, Дреер. Мне нужен зам. Видишь, что у нас тут происходит? Не по правилам, конечно, что у тебя только седьмой уровень, да и с инициации-то прошло всего ничего. Но даже Темные после всего, я думаю, будут не против.

– А литературу кто будет вести?

– Найдем. И вообще впрок ли им твоя литература?

Раздался неуверенный стук в дверь.

Лихарев положил руку на свой жезл. Дреер открыл. На пороге стояла Анна.

– Дмитрий Леонидович, я правда хотела им помочь…

– Очень помогла.

Анна помялась и продолжила:

– Они же теперь вот так и останутся.

– А пусть клуб анонимных вампиров и оборотней организуют, – вмешался Лихарев. Его явно задевало, что «мертвые поэты» и Анна больше разговаривают с Дреером, чем с ним. – Как в кино. Меня зовут Джон, я не пью уже два месяца…

– У меня идея есть, – сказала Анна.

– Какая? – Лихарев и Дреер задали один и тот же вопрос почти секунда в секунду.