Но водитель резко притормозил и сказал: «Это… Вон видите там, да?»

Оба вышли из автомобиля и высоко-высоко в небе в созвездии Плеяд увидели несколько крупных светящихся точек, похожих на огненные зерна фейерверка.

– Метеориты. Ерунда, – равнодушно сказал профессор и предложил: – Поехали.

За два километра до Ахуново автомобиль преподнес сюрприз – руль раскололся, да еще на три части. Изобретательному шоферу пришлось срубить тонкую сосенку, очистить часть ствола от коры, отсечь клин и, приладив его вместо руля, ехать дальше.

За полночь добрались до села. Шофер осторожно провел «Уазик» мимо домов по пологому склону, уходившему к реке. Туман в низине стоял стеной, а фары не больно-таки помогали.

С трудом разглядели в мутном мареве едва теплившийся костер, возле него палатки, студентов, рассевшихся вокруг костра. Они тихо что-то напевали под гитару. Вдруг какая-то девушка принялась экзальтированно доказывать, что Виктор Цой – это все-таки музыка.

– Здравствуйте, Игорь Сергеевич! – раздался знакомый мужской голос.

Профессор обернулся и разглядел Чебилева, доцента истфака, поднимавшегося по склону от реки. Тот был в плавках и с полотенцем.

– Вот решил на ночь окунуться. Вода как парное молоко. Класс! – пробормотал тот, едва поравнявшись. Потом добавил: – А вы давно здесь?

– Только приехал. Немного, правда, поплутали. Сам видишь – туман. А вы нашли чего-нибудь?

Чебилев кивнул: «Сегодня, именно сегодня. Интересные вещицы имеются. Вы как раз вовремя. Пойдемте в палатку, я фонариком посвечу».

Они зашли под брезентовый полог. Доцент достал несколько картонных плоских коробок и, открыв первую, вынул нечто крохотное.

– В раскопе у одиннадцатого и двенадцатого менгиров на уровне материка откопали каменные штучки из яшмы, вероятно, эпохи верхнего палеолита, – Чебилев, передав коробку профессору, достал еще одну и хотел было поднять крышку, но остановился и таинственно улыбнулся: – А это вот мы нашли прямо у священных камней.

Доцент вынул предмет, похожий на большущий бронзовый крест, заключенный в круг.

– Как вам этот объект?

Профессор взял находку.

– Ба! А что это здесь… рисунок? Да, рисунок… – профессор указал на человечков в странных позах, рельефно выделявшихся на кольце, обрамлявшем крест.

– Сказать трудно, – продолжал Чебилев. – Мифологические существа: одно с клювом, другое взгромоздилось на звезду, третье раздвигает ткани кожи на животе лежащего – возможно, лекарь. Какие-то древние представления, видимо, связанные с медициной. Тут у нас спор зашел с коллегами – к какой культуре отнести всю эту магию.

– Займетесь этим, когда вернемся в университет.

– Да я так, прикинуть. И вот здесь, обратите внимание, – Чебилев перевернул предмет и показал его тыльную сторону. Она была покрыта какими-то замысловатыми знаками и силуэтами мифологических существ, похожих на динозавров или драконов, оседланных людьми.

– Вновь какие-то операции. Трансплантация печени, сердца? Трепанация черепа? Очертания неведомых островов и материков? А вдруг действительно прилетали к нашим предкам какие-то черти? – спросил Чебилев, озорно подмигнув и посмотрев вверх.

– И ты туда же? – кисло отреагировал профессор. – Сегодня на автобусной станции встретил одну девочку. В голове одни НЛО, марсиане, знаки пришельцев. Поинтересовалась: может, звездные посланники явились причиной внезапного бегства ариев из степей Урала? В окрестностях Аркаима эта кроха обнаружила площадки, удобные для посадки НЛО. Спросила на прощание – а не могла ли в древности тарелка потерпеть аварию в наших местах? Ну, ей простительно – молодая, в голове романтическая чушь. А тебе-то чего? Доцент, историк. Несолидно.

Чебилев положил коробки, и они вместе вышли.

Возле самого большого камня-менгира доцент стал размышлять вслух:

– Получается, комплекс поставили сразу, как астрономическую пригоризонтную обсерваторию. С его помощью жрецы наблюдали восход и заход солнца, вели систематический календарь, отмечали дни летнего и зимнего солнцестояния. Провели мы и датировку комплекса астрономическими методами. Поработали теодолитом, истинный азимут направления нашли из наблюдений Полярной звезды…

Чебилев что-то говорил, говорил, а профессор, следя за ходом мыслей доцента, вспоминал события минувшего дня.

«Пришло наконец время подумать о себе, – размышлял Игорь Сергеевич. – Но не с точки зрения эгоизма или быта, нет. Пришло время подумать о собственном месте в потоке истории. Там каждую секунду возникает тысяча событий и миллион случаев. Любое действие имеет свои последствия. Любое впечатление когда-нибудь отзовется. Кругом причинно-следственные связи. Но главная причина коренится в личном выборе, в наших глухих желаниях, в нечетких и стыдных побуждениях. Главное – выяснить начало события, расшифровать его в зачатке. А потом попробовать научиться руководить жизнью. Повести ее туда, куда следовало бы ее направить. Добраться до всепоглощающей сути. С нее начинается история отдельного человека и история целых наций. А может быть, следует положить конец собственному движению, стать сфинксом, хотя бы на миг? Месть, борьба за место под солнцем, размножение, вынужденная сезонная эмиграция – все это исторические события. Но если однажды события заканчиваются, заканчивается история, и от истории остается одна археология…»

– Интересно это все. Очень даже интересно, – наконец сказал профессор Чебилеву. – Но знаешь, трудная дорога была, что-то немного укачало. Еле-еле в себя прихожу. Пойду, подышу, поброжу перед сном. Не возражаешь?

Профессор спустился к реке. Медленно побрел вдоль поросшего камышами и осокой берега. Густой и пряный запах сырости приятно кружил голову. Игорь Сергеевич остановился и стал слушать, как бежит вода, как шепчутся стебли речных трав, почесывая друг друга и порой отвечая тихим свистом на легкие порывы ветра.

Резкий жабий голос заставил его вздрогнуть и рассмеяться.

Ему казалось, что мир вокруг органичен и самососредоточен.

«Фонарей здесь нет, и потому можно любоваться Млечным Путем», – порадовался профессор.

В самой толще всклокоченной бездны мерцали мириады миров, толпились и будто голосили сгустки живых и давно угасших солнц, вспыхивали гирлянды пульсирующих светил, зарывавшихся во тьму космических окраин мельчайшими угольками.

Там, глубоко в бархатном омуте, лениво ворочалось Ничто. Даже мельчайшее его колебание превращалось в катаклизм, а робкий тремор сотрясал границы света и тьмы. Черные дыры, вспышки сверхновых, холодные коричневые карлики и хвосты смертоносных комет были его невольными снами, отпущенными в безграничный физический мир.

Случайные кары оборачивались чей-то погибелью. Проносясь в черноте великого пространства, они кренили и корежили, выворачивали и смазывали порядок великих ритмов, создавали ход безбрежного времени, которое лениво шевелило рыбьими усами Млечного Пути и, словно крошки, смахивало в катастрофы могучие цивилизации и незыблемые миры.