Но много ли значил он – Игорь Сергеевич – перед этим древним левиафаном? В какой микроскоп нужно было его разглядывать, чтоб оценить жизнь, труды и тщетные усилия?

Профессор не смог дать себе ответа на этот вопрос и продолжал смотреть в небо, созерцая толстый, сыплющийся метеорами шлейф со спутанными созвездиями Зодиака, изучая громадный шар тьмы, окружавший и эту поляну, и видимый мир, и все, что имело или не имело границ.

Прямо над задранным лицом профессора пронеслась шустрая летучая мышь.

Все вокруг было живым и тихим. Но вдруг, словно по команде, нечто срывалось с места, пролетало и вновь замирало, растворяясь в окружающей тьме.

Профессор слушал многослойный звук ночного мира. Голоса и призывы ничтожных существ, чья жизнь может оборваться от одного неосторожного движения его ноги.

Но сейчас ему казалось ошеломляющим, что почти не слышный отдельный голос мизерного создания, сливаясь с миллионами глоток невидимых насекомых в единый хор, превращался в гигантский зов, звучащий в бешеном ритме.

Зов напоминал о мириадах тварей под ногами: в воздухе, в воде, в земле. Всюду была безбрежная вечная история, описать которую невозможно. Всюду копошилась неистребимая рать членистоногих и паразитов.

Профессору показалась забавной мысль: «А может, и впрямь существуют миры, где эти ничтожные существа не так уж и ничтожны? Там они составляют целые нации, генерации народов, колонизирующие не только материки, но и дальние планеты. Возможно, их вожди-матки или какие-нибудь плодотворящие гидры, отягощенные разросшимися мозгами, посылают своих маленьких чудовищ к чужим территориям, благословляя захват новой кормовой базы во имя бессмертных идей метрополии.

У них нет отдельных Эйнштейнов, так как все тело нации является одним бесконечным Эйнштейном и Наполеоном, Леонардо и Шварценеггером. У них нет личных амбиций, а только вечный коллективный поход в сумрак вселенной. В жертву ему приносят свои жизни выбившиеся в люди насекомые.

Своих пленных они хранят в особых кунсткамерах – в пронумерованных капсулах с формальдегидом. Эти трофеи провозят по улицам в дни очередной победы или юбилея гидры. И когда закончен жестокий поход, а армейская амуниция вернулась в арсеналы, они поминают павших друзей глотком вражьей крови и стрекочут трагические мемуары. Тогда длинными инопланетными ночами их возвратившиеся из далекой мясорубки покалеченные войнами космонавты-конкистадоры, памятуя о своем ничтожном прошлом, как и земные козявки, хором поют ультразвуковые оратории. Они славят свою победу, свой покрытый хитином народ, свои декорированные человеческими мозгами циклопические храмы…»

Все это показалось археологу забавным как сказка, рассказанная самому себе перед сном. Он стоял на границе ночи и дня. Где-то на востоке уже чиркнула полоса утренней зари.

Профессор решил вернуться к палаткам. Теперь можно было и уснуть.

«Строго секретно.

В штаб ВВС.

22 июня

Время – 07.30

Оперативный дежурный КПП в 06.30 наблюдал неизвестный объект, хаотично перемещавшийся в воздухе, беспорядочно менявший высоту полета и яркость свечения.

Объект находился на высоте примерно 200 метров. Угол над горизонтом 3 0°–50°, азимут 3 0°–45° от Челябинска. Он был отчетливо виден в лучах восходящего солнца.

Об инциденте доложено начальнику ПВО Приволжско-Уральского военного округа.

Старший лейтенант Л. Клименко

Сверено с рапортом дежурного.

Начальник в/ч 25840 полковник

Г.Шершень».

Уже ночью, согревшись, поднося свои малюсенькие ручки к ротику и жалобно попискивая, он попросил кушать.

«Ишь ты, маленький, а уже соображает! – подивилась бабушка и вдруг опечалилась: – Да что ж мне дать-то тебе, а?»

Зубок у малыша она не разглядела и, вздохнув, решила предложить ему сгущенного молочка. Тамара Васильевна вынула из холодильника уже початую банку и, обмакнув в нее указательный палец, сунула найденышу в рот. Он с удовольствием стал его облизывать.

Слопав полбанки, найденыш отстранил руку Тамары Васильевны. Но бабушка не отступала и скоро насильно влила ему стакан воды с сахаром, затем впихнула в рот карамельку, и только когда он заснул, успокоилась.

Тамара Васильевна запеленала найденыша, осторожно покачала, прогнусавила ему «Волчка…», забаюкала, а потом уже и сама повалилась на кровать.

Заснула быстро. Но сон был тревожный: приходила тетя Валя Лидовская с гурьбой других покойников. Устроили совет, голосовали, вели протокол, о чем-то просили, приказывали даже. Но о чем просили и что приказывали – утром уже позабылось. А зря. Она, Лидовская тетя Валя, какие-то дельные вещи говорила. И все причитала чего-то, пророчила, намекала, за какую вожжу дергать. Приснится же!

Бабку разбудил звонок в дверь. Резкий и неприятный. Так обычно звонила невестка Зина. Она приходила к свекрови после загулов пьяная вдребадан.

Но Тамара Васильевна никогда ее не прогоняла. Наоборот, предлагала полежать, проспаться. Что без толку в таком виде по поселку куролесить?

– Можно войти, Тамара Васильевна? – спросила та, пошатываясь, едва дверь отворилась.

– Заходи, дочка. Что-то ты сегодня спозаранку нагрузилась?

– Да… Тяжелое у меня опять утро, – пожаловалась невестка, едва присев на диван. – Не ела с утра, в поликлинике была. Мочу сдавала. Там упала и колено вон разбила. Поскандалила потом с медсестрой, и меня оттуда выгнали, суки. В ментуру обещали сдать. А из чего все вышло-то? Вчера как начали со Славкой Наговским… Сегодня только к утру закончили. Ох, жжет все внутри, бормотуха проклятая! Водицы налей, а то не могу прямо! Все горит!

Зина не стала ждать, когда свекровь спасет ее от жажды, сама поплелась на кухню, налила стакан и, стуча зубами, принялась жадно пить.

– Соседей не беспокоили? Не набедокурили, как в прошлый раз? Срач, небось, устроили в подъезде? – принялась выяснять Тамара Васильевна.

– За что тебя люблю, бабка, так это за интеллигентность. Нет – тихо все было, без грубости, – успокоила сноха и горько заметила: – Ну, скажи ты мне – разве ж я не красавица? Нет? Худеть мне надо, бабка. Видишь, какой пердак-то себе отъела?

Зина хлопнула пятерней по затянутой в джинсу жопе, разразившись низким, мужским гоготом.

– Но худеть не могу, – продолжила исповедь невестка. – Вчера вот купила полтора килограмма шоколадных конфет «Радий». И, веришь не веришь, за вечер его уже нет. Все умяла. А отрыжку заела монпансье. Сладкого захотелось. А что это у тебя там в соседней комнате пищит? Котенка, что ли, завела себе от скуки? Покажи зверушку.