Рут случайно узнала правду. Это было… года три назад. Боже, больше. Пять. К тому времени уже не возникало сомнений, что Сюзанна о своем прошлом говорить не собирается, Рут понимала, что та, видимо, стыдится своих секретов. Ничего нового, подумала Рут. Какая женщина не винит себя, если подверглась насилию? Но однажды Сюзанна говорила с Алиной в комнате ожидания, а Рут позвала своего следующего пациента, и Сюзанна отреагировала так, будто бы Рут звала ее.

Потом отшутилась, сказала, что ослышалась, и хотя Рут сразу поняла, что Сюзанна о чем-то умалчивает, не велика беда. Так значит, на самом деле она не Сюзанна. А как ее зовут? Логично, что она сменила имя, если прячется. А вскоре после этого Рут просматривала субботнее приложение к газете и зачиталась статьей о том, как женщин изображают в прессе, как их часто демонизируют, и там была она. Ее Сюзанна. Фотография не очень похожа на первый взгляд. Но детали, имя, что-то заставило Рут склониться ближе…

И тут ее осенило.

Сначала она была потрясена, конечно. Немного уязвлена. Зла, что лучшая подруга, которой Сюзанна к тому моменту уже успела стать, скрыла от нее такую основополагающую информацию – кто она на самом деле. Это все объясняло. Все. Манеру держаться, убеждения, поведение в каждой ситуации, какую Рут могла вспомнить. Она всегда знала, что у Сюзанны есть тайна. Но ей никогда не приходило в голову, что, если приоткрыть завесу, обнаружится такой мрак. И такая глубина. Рут подглядела не в каморку. Это подземелья.

Она ничего не сказала. Успокоила себя тем, что Сюзанна ничего ей не рассказывала (ее жизнь, ее выбор, разумно заключила Рут. Рут и сама не каждый постыдный эпизод поверяла другим), и решила вести себя так и дальше, словно бы ничего не подозревала. Хотя, как ни странно, знание правды заставило ее еще сильнее полюбить Сюзанну. Она не знала всех подробностей, не знала, какой версии произошедшего следует верить. Она могла лишь довериться инстинкту и отношениям, уже завязавшимся между нею и Сюзанной, и тут Сюзанна проявила себя сильнее и смелее, чем Рут ожидала. Ей было жаль подругу, но никогда она никем так не гордилась. Смотрите, что она делает! Смотрите, кем она стала!

Рут полагала, что совершенно права, заменив мужа парой попугайчиков.

Единственное, что изменилось – Рут стала испытывать чувство ответственности за подругу. Она присматривала за Сюзанной, не оставляла ее одну в здании без предупреждения и всегда презрительно поглядывала на мужчин среднего возраста, мимо которых они проходили по пути на обед или по дороге от машины. Узнав правду, осознав, от чего Сюзанна бежала, Рут возвела присмотр на новый уровень. Прежде всего Рут поняла, насколько Сюзанне страшно. Страшно и одиноко. Больше всего ей хотелось крепко обнять Сюзанну и заверить, что любит ее, несмотря ни на что. Но сделать так было бы предательством, она это чувствовала, как это ни странно. Оставалось то, что она делала – присматривать, по мнению Рут, это следующий лучший способ помочь.

Сейчас в кабинете она не понимает, отчего ей сделалось так неуютно. Отчасти это перспектива оставить Сюзанну наедине с незнакомцем. Молодым человеком возраста сына Сюзанны, когда тот умер. Сюзанна сказала Рут, что все в порядке, но что еще она могла сказать, когда клиент рядом и все слышит. А ее слова… как она выразилась? Сдвоили сеанс. Рут уверена, что обычно Сюзанна так не стала бы делать. Она сама ведь говорила Рут о распределении времени, о том, как важно придерживаться графика консультаций, если только Рут все не перепутала. Она действительно слушает, когда Сюзанна что-то рассказывает, но она уверена, что и Сюзанна слушает ее болтовню о зубах. Иногда она видит, как Сюзанна отвлекается. Рут не держит зла. Увлечения других, честно говоря, не всегда интересны.

Может, она просто устала. У нее была длинная неделя и теперь просто… как там Сюзанна говорит? Включился защитный механизм. Ей немного грустно, и она позволяет этому чувству наложить отпечаток на восприятие происходящего вокруг. Может быть, говоря, что все хорошо, Сюзанна имела это в виду. У нее было время разобраться, угрожает ли ей что-либо, и если бы она чувствовала опасность, она бы дала Рут знак, что нужна помощь. А она этого не сделала. Скорее, ей не терпелось остаться одной. Может, Рут следует заняться своими делами, перестать относиться к Сюзанне как к ребенку, ведь она сильная взрослая женщина, повидавшая в жизни больше, чем многие из нас могут…

– Рут?

Она поднимает глаза. Смотрит на часы и ругается. Она сидит тут уже добрых двадцать минут, хотя обещала Алине собраться за пять.

– Уже иду, – откликается она. – Как раз надеваю пальто!

Алина ворчит из-за двери что-то о том, что будет ждать внизу – на языке Алины это означает «пошевеливайся уже». Справедливо. Когда Рут вернулась из кабинета Сюзанны, Алина уже полностью оделась и готова была идти, и наверняка она так же мечтает о джин-тонике, как и Рут. Мечтала. Рут внезапно понимает, что ей совершенно не хочется пить, и даже ванна с Элфи Боу уже не привлекает. Уж точно не из магнитофона.

Она все-таки набрасывает пальто. Откладывает в сторону бумаги, над которыми она якобы работала, и выключает свет. Минутой позже она уже выходит из своей операционной и бросает последний взгляд на дверь Сюзанны. На секунду задумывается, потом спускается, улыбается Алине и закрывает за собой входную дверь.

19 августа 2017

Кажется, мы с Адамом впервые поспорили. На самом деле нет, по крайней мере, мне так не кажется, но сегодня… Скажем, все пошло не так, как я надеялась.

Мы несколько раз виделись с той автобусной поездки, но всего по паре часов. В основном переписывались в чате. Сегодня должно было быть первое настоящее свидание. Ничего выдающегося, просто пикник в поле. Но все же лучше, чем торчать в «Старбаксе», да? И шанс провести с Адамом весь день. А вечер будет еще лучше: ресторан, кино или что-то в этом роде, мама такого никогда не допустила бы. Разве что выпытав у Адама всю историю его жизни и проведя самостоятельное расследование. Поэтому мне пришлось сказать, что я проведу день с Фрэнки. Мне не нравилось лгать ей, она заставляла меня клясться уже не помню сколько раз, что я никогда в жизни не буду этого делать, но ведь иначе сегодняшнего дня бы не случилось. Хотя теперь я думаю, что это было бы не так уж и плохо.

Итак, мы с Адамом гуляли, искали, где расстелить покрывало, и направились к небольшой уединенной аллее. Даже издалека мне было видно, что там никого, а значит, мы с Адамом сможем побыть там наедине. А ведь мы еще даже не целовались, только за руки держались, и я мечтаю, что сегодня, быть может, тот день, когда наконец произойдет наш первый поцелуй. И тут Адам останавливается.

– Давай прямо здесь? – спрашивает он.

А мы в середине поля, и совсем близко от детской площадки.

– Здесь? – говорю я.

Адам и правда расстилает покрывало.

– Конечно, почему бы нет.

– Тебе не кажется, что здесь слишком… – на виду, хочется сказать мне, все еще мечтающей о поцелуе. Наконец я заканчиваю, – шумно.