Муж был встрепанным, не до конца проснувшимся и ошалевшим.

– Ты подожди, Толя, речи произносить. Ребенок, по-моему, только что родился. Он же есть, наверное, хочет. Вот что главное.

– Если ты со мной советуешься, то в холодильнике буженина есть, помидоры, кока-кола. Спроси, что он любит.

Толя решился приблизиться к столу.

– Если я не ошибаюсь, это мальчик.

– Толя, даже ты не мог бы ошибиться в этом вопросе.

– И, мне кажется, у него все на месте. То есть его выбросили не из-за уродства.

– Толя, он хорошенький, как ангел. Полей голову холодной водой и придумай что-нибудь.

– Ир, тут думать не о чем. В милицию надо звонить. Они его отвезут в больницу или приют. Там придумают, чем покормить. Не первый он такой бедолага и не последний.

– Нет, подумай все-таки. К нам, можно сказать, с неба свалился новорожденный младенец. Мальчик. Красавец весь из себя. А я никак столько лет родить не могу. Не пойму, почему ты от меня не уходишь. Ты предлагаешь его отдать в приют? Да там с ним могут сделать что угодно, хоть на органы разобрать.

– Ты что говоришь-то?

– Я, в отличие от тебя, телевизор смотрю, газеты читаю. Детьми сейчас торгуют, как золотом и нефтью.

– Ну, что ты детективы развела!

– Хорошо. Он просто станет подкидышем, детдомовцем. А я буду подушку грызть каждую ночь из-за того, что развернула этот платок?

– Ты хочешь, чтобы мы оставили его себе?

– Да.

– Но без милиции и врачей все равно не обойтись. Надо вызывать.

– Ты прямолинейный, Толя. Я скажу то, что тебе не понравится, но все равно послушай. А вдруг его украли, что-то не получилось, и подбросили в первый попавшийся дом? Тогда его искать будут как рожденного этой ночью. Мы обратимся и в милицию, и к врачам. Но через неделю, скажем, или через месяц. За это время подумаем: может, какая-то другая история у нас сложится.

– Ты понимаешь, что говоришь? Это преступление, то, о чем ты тут рассказываешь. Похищение, и все.

– Нет. Моя бабушка говорила: ничего не происходит случайно, просто так. У нас на крыльце оказался ничей младенец. Я развернула тряпки, посмотрела, у меня сердце растаяло. Толя, я всегда тебе уступаю. Но сейчас ты можешь меня просто убить.

– Ты сама-то понимаешь, что молоко у тебя в груди от растаявшего сердца не появится? Чем мы его кормить будем? Как догадаемся, что у него болит? Как объясним соседям его появление – пусть через неделю или через месяц?

– По ходу решим, – проговорила Ирина, влезая в джинсы. – Я бегу к Вале, знаешь, многодетная мать без мужа, живет на краю деревни. Сюда ее приведу. Достань деньги. Ей можно просто сказать, чтоб молчала. У нее дети с голоду пухнут. Да не бойся ты, перенеси его на диван, устрой поудобнее.

– Он описался, – повернул Толя растроганное лицо.

– Тогда подожди. Вот чистое белье. Разложи аккуратно, чтоб не было складочек.

Муж и жена посмотрели друг другу в глаза. Решение было принято.

* * *

Олег Волохов почти бегом приблизился к машине Сергея и сел рядом.

– Ну, говори быстрее.

– Слушай, я тебя предупреждал, – с жалостью посмотрел на него Сергей. – Ничего особенно важного, так, кое-что. Я тебе говорил, что мне казалось – два следующих преступления связаны с нашим делом. Сначала я просто предполагал. Потом убедился, что старая учительница, которая лежит в больнице после трепанации черепа, и убитый мальчик действительно в свой последний или предпоследний вечер разговаривали об исчезновении Оли. Мальчик что-то видел, но не хотел идти с Верой Михайловной в милицию, как та его ни уговаривала. Но он ей что-то сказал, судя по тому, что ее хотели убить. Сейчас она в сознании, но речь не восстановилась и руки практически парализованы. Но там постоянно дежурит мой парень, а врач учит ее писать. Так вот, сегодня кое-что получилось. Она написала слово «машина».

– Значит, Олю увезли на машине? Не такое уж ценное свидетельство. Не на руках же тащить взрослую девушку.

– Да, Олег. Но если человека, который поговорил с другим свидетелем о машине, пытаются убить, значит, этот человек может описать машину. А главное – не исключено, что Вера Михайловна слишком близко подобралась к ее владельцу.

– Это что ж… Это значит, что… Фу, даже пот прошиб. Что же делать?

– Понимаешь, если бы ее состояние было не таким тяжелым, устроить ловушку ничего не стоило бы. Мы могли бы пропустить информацию о том, что она заговорила, для видимости снять охрану и устроить засаду. Но ее пока даже на другую кровать нельзя переложить. Тем более устраивать боевик на ее глазах. Мы можем ее потерять, понимаешь?

– Еще бы. Я уже думаю о каких-то известных врачах. Может, лекарства хорошие нужны?

– По этому поводу я свяжу тебя с заведующим хирургией. Он в ней души не чает. Она сына его учила. А больница обычная, районная, бесплатная. Так что помощь, возможно, кстати придется.

– Слушай, Сережа, я, конечно, тебя уже достал, но как ты думаешь: прошло столько времени, неужели Оля может быть жива?

– Ты знаешь, именно тот факт, что похититель убирал свидетелей, меня обнадеживает. Конечно, маньяки ходят толпами, но у них нет времени на охоту на свидетелей. Им свое дело нужно делать. Они берут количеством. А тут что-то не так. Заморочка какая-то. Не знаю, понятно ли я выразился, ведь и мыслей особых пока нет.

– Понятно. Девять месяцев прошло. Мария похожа на скелет, с кровати не встает. Я попробую попросить ее поухаживать за этой учительницей в больнице. Заодно писать ее поучит, может, заговорит. Она ведь тоже в школе работала. Сейчас, правда, бросила. Если она согласится, ты договоришься, чтобы ее пускали?

– Конечно. Это мысль. Главное, чтобы Вера Михайловна окрепла. Я действовать боюсь.

* * *

Надя ночами быстро и жадно ела одна на кухне, подолгу курила, а утром с беспомощным видом ложилась в постель. Правда, теперь приходилось наносить на лицо ровный белый тон, чтобы выглядеть по-прежнему бледной, и темно-синие тени под глазами. Она выглядела ужасно, но каков результат! Никита совершенно поверил в то, что, если он перестанет к ней ходить, она умрет.

Вот. Его шаги. Надя закрыла глаза и сквозь ресницы наблюдала, как он озабоченно взглянул на нее, как вынул из пакета гроздь винограда и пошел в ванную мыть. Ну до чего смешной, трогательный парень! Столько времени в дом ходит, неужели не понял, что родители для нее Луну купить могут, только бы она не лежала тут, как старая, подыхающая кляча?!

Никита вернулся с вазочкой, в которой лежал вымытый виноград, поставил на столик, сел на стул и закручинился, как принц из сказки. Он никогда не принимал нарочитых поз, не следил за выражением своего лица и тем впечатлением, которое он производит на других. Но всегда – в любом настроении, с любым выражением, в любой ситуации – был красивее всех людей, вместе взятых. По крайней мере, для Нади. Она по-прежнему притворялась спящей, но уже напряженно думала. Пора делать с его помощью первые шаги, выбираться из дома, но настолько продуманно, чтобы не поколебать его убежденности в том, что без него ей конец. И нужно послать водителя с какой-то суммой на почту к Лене. Никита явно пропускает занятия, может, ему уже некогда подрабатывать по вечерам. Их жизнь в ее присутствии должна непременно улучшаться, а не наоборот.