— Стой, мужики, назад в лес, здесь не пройдем! — крикнул Волохов и побежал назад.

Его солдаты последовали за ним. На выходе из леса он останавливал красноармейцев и направлял их в цепь окапываться вместе со своим взводом. Когда танки подошли к мосту, несколько гранат остановили один, порвав на нем гусеницу, и подожгли второй. Пехота, не выдержав неожиданного залпового огня, откатилась, оставив своих танкистов умирать в огне.

Скверно стало, когда с того берега реки тоже затрещали немецкие автоматы. Немцы сжимали кольцо окружения, на той стороне кто-то отчаянно кинулся в штыковую атаку, немцы, огрызаясь, отошли. Было хорошо видно, как на околице деревни минометные расчеты фашистов ставили минометы. И началось… Мины непрерывно рвались, иссекая осколками живое и уже неживое. Вода в реке от моста текла бурая от крови. Волохов подполз к раненому подполковнику. Тот, приподнявшись на локоть, хмуро смотрел на происходящее. Он не вздрагивал от близких разрывов, не закрывал глаз, а увидев Волохова, покачал головой.

— Плохо дело. Выводи оставшихся людей, назначаю тебя своим заместителем, бери под команду всех. Невзирая на звания. Это приказ.

— Есть! — ответил Волохов и кивнул солдатам, чтобы выносили раненого дальше в лес.

«Кого тут брать под команду?» — думал Волохов, перебежками отходя вслед своему взводу все дальше и дальше в еловую чащу. Несколько офицеров из штаба полка отходили вместе с ними. Они держались рядом с командиром полка, помогали его нести. Но Волохов заблуждался. В лесу к ним прибивались и прибивались люди, одиночки и целые подразделения. День был бесконечно длинным, к концу его под началом Волохова было не менее полутысячи человек. Людей сбивали в отделения, взводы, назначали командиров. К вечеру вышли к опушке леса, рядом горели неубранные поля, покрывая землю легким седым пеплом. Кое-где дым плотным покрывалом прикрывал лога, спускавшиеся к реке. Туда и пошли, по крайней мере, с неба, набитого крылатой нечистью, их могли и не заметить. Речку в этом месте вброд не перейти, глубока, быстро соорудили плоты и переправились. Тихо и беспрепятственно. Так же ушли оврагами в жиденький березовый лесок в надежде на то, что он выведет их в большой лес. Но этого не случилось. Лес заканчивался деревенским кладбищем, за которым стояла покосившаяся церквушка.

— Махоньков, а ну, сходи, поднимись на колокольню, погляди, что там, кого встретишь, узнай, что за деревня, а то карта есть, а где мы на ней — не пойму.

— Есть, товарищ командир! — откликнулся Махоньков и, подхватив винтовку, быстрыми перебежками помчался между могильных оградок к церкви.

— Я подстрахую, — вызвался рядовой Карев, просительно глядя на Волохова.

— Давай, — кивнул Волохов.

Тот сорвался с места вслед за своим другом Махоньковым. Волохов улыбнулся — как нитка с иголкой, куда угодно, хоть в пекло, только бы вдвоем.

Да, солдат в одиночку не боец, а когда рядом кто есть — уже герой. Волохов был удивлен в первые дни на фронте, когда их заставили копать ячейки на передовой — ячейки, а не траншеи. А в ячейке боец соседа не видит, командира своего не видит. Сидит, хоть и знает, что рядом в ячейках его боевые товарищи, а все одно, не видит их, может, поубивало всех и он один остался. Другое дело — траншея, все на виду, и командир в любую минуту подзатыльник дать может, а может и по плечу дружески похлопать, все лучше, чем в одиночку смерти ждать. Особенно когда летит она с неба и все бомбы — прям в тебя. Нет, на миру-то оно веселее.

Автоматные очереди совсем рядом разорвали тишину.

«Вот черт! Нарвались хлопцы», — подумал Волохов. Два винтовочных выстрела — и автоматы умолкли.

Вскоре запыхавшийся Махоньков доложил:

— В церквушке сидели немецкие корректировщики, вот их карты.

— Они что, вас заметили?

— Нет, это они от скуки по воронам палили. Тут мы их и сняли.

— Понял, если бы не вороны… — начал было Волохов.

Махоньков аж покраснел:

— Да нет, командир, я их еще издали приметил, расселись, придурки, на крыльце, шнапс с огурчиками, лучок…

— Да, с лучком, говоришь…

— Ага, с лучком…

— Ну да ладно, давай карты, пойду подполковнику покажу.

Волохов пробрался к командиру полка, он лежал в проходе между могил.

— Привет, Волохов, я тут уже пристроился, глянь, кто у меня в соседях, надеюсь, люди хорошие?

Волохов действительно привстал, чтобы посмотреть, чьи могилки, но подполковник, рассмеявшись, остановил его:

— Не надо, я не собираюсь здесь оставаться. Что там?

Волохов развернул перед собой немецкую карту и показал Козыреву. Тот внимательно и долго смотрел, потом откинулся и сказал:

— Откуда у немцев такие подробные карты? Волохов, ты понимаешь, у них карты нашей земли лучше, чем у нас. Как это может быть? А данные нашего расположения? Они все о нас знают! Все! А мы о них ничего! Понимаешь, Волохов, ничего! — Подполковник замолчал, кусая от досады губы.

— Потому и гонит нас фриц…

— Ни хрена, били его и будем бить. Мне бы полк таких солдат, как у тебя, Волохов…

— Так будут, мы же есть, — твердо сказал Иван и придвинул к себе карту. — Так вот мы где… хорошо, ну и лады, — размышлял вслух Волохов. — А это, выходит, немцы, так… — продолжал Волохов, водя по карте заскорузлым пальцем.

— Ну-ка, дай гляну, стратег…

После изучения обстановки и доклада высланных вперед разведчиков было принято решение продвигаться в район Вязьмы, от которой их отделяло не более сорока километров, но чья это была теперь территория — неизвестно. Шли всю ночь, под утро вышли на дорогу Юхнов — Вязьма. Она была пуста — ни наших, ни немцев. До Вязьмы четыре километра — по карте определил Волохов. Они вышли на дорогу и зашагали к Вязьме. Через какое-то время их догнал грузовик с ранеными. Волохов остановил:

— Откуда?

— С под Юхнова, там немецкие танки прорвались, идут сюда.

— Раненых возьмешь?

— Сколь?

— Двое.

— Давай.

Козырев в машину грузиться отказался наотрез.

— Я с вами — и все. Не понесете, оставьте меня здесь!

Пока рядились, над дорогой самолет немецкий крыльями покачал, пронесся мимо, и на разворот. Разбежались, рассыпались вокруг машины. Летчик из пулеметов долбанул по полуторке так, что она факелом вспыхнула.

Ну вот, теперь нести придется еще шестерых, не бросишь же. Хорошо хоть носилки из кузова повытаскивать успели, позволил фашист, крыльями опять качнул и улетел. Волохов отдал распоряжения и пошел рядом с носилками подполковника.

Тот приветливо улыбнулся ему и развел ладонями — дескать, все одно по-моему вышло.

Волохов кивнул в ответ и спросил разрешения обратиться.