себя такой опрятный я вышел из домика вожатой, как раз к тому моменту, когда звук горна призвал пионеров к ужину.

Ужинал я в компании Шурика с Электроником и славно их потроллил на предмет: "С кем пойдёшь на танцы?". Шурика передёрнуло от идеи пригласить Лоли... в смысле, Ульяну, а Электоник вежливо и решительно отверг идею танцевать с Два Че. При этом, правда, тоскливо скосил глаза в сторону соседнего столика, где ужинала Женя. Заодно я получил подтверждение своей гипотезы насчёт формы одежды на балу: пионер и офицер идут в бой и на бал в парадной форме. Пионерок это, кстати, не касается ибо дама на балу должна блистать нарядом. Для меня, правда, это имело чисто познавательный интерес, потому как у меня в планах были песни под гитару.

Заодно, кстати, я выяснил и время начала мероприятия:

– Да сразу после ужина и собираемся, – ответил Электроник.

Тоже логично. А вот что совсем непонятно, так это полное отсутствие темы послеобеденного мордобоя. Ну не могло пройти такое событие совсем без последствий. Но и поднимать специально эту тему я не стал, не больно-то и интересно

Сладко потягиваясь, я вышел на крыльцо. Рвать когти и рысцой бежать на свидание казалось мне несколько неуместным, да и отвечать на лишние вопросы: "Куда да чаво?", никакого желания не было. Потому я немного потусовался в толпе у столовой и тихонько слинял огородами.

Алиса уже сидела на краю эстрады, свесив ноги и что-то тихо наигрывала на гитаре. Я молча сел рядом.

– Пришёл-таки, – сказала она, констатируя факт.

– А разве были другие варианты?

– А что так долго шёл?

– Путал следы, – честно признался я.

– Тоже мне, Штирлиц! – усмехнулась она.

– А ты бы хотела, чтоб к нам собралось пол лагеря? А потом вожатая настучит нам по шее, за срыв дискотеки.

Алиса на это легко и весело рассмеялась. И вдруг очень серьёзно сказала:

– Странный ты всё-таки. Вот! Ты какой-то слишком взрослый!

– И что теперь? – спросил я.

– Не знаю... – пожала плечами Алиса.

А я вот подумал, что она тоже ведёт себя не на 14 лет. Если не видеть её, то по словам, поведению, можно дать лет 17 – 18, если не старше. Всё интереснее и интереснее. Однако, почему бы не вернуться к заявленной программе?

– Ну так песню-то ты мне свою сыграешь? – спросил я.

– А тебе интересно? – спросила она с какой-то грустью.

– Интересно, – ответил я, почти не кривя душой.

Она вздохнула и взяла в руки гитару. Перебрав струны, она со вздохом сказала:

– Знаешь, что-то мне не хочется играть ту песню. Давай я тебе другую сыграю?

– Тоже своя? – уточнил я.

– Обижаешь! – Два Че заметно оживилась.

– Тогда играй! – подытожил я.

И она положила пальцы на струны. Мелодия была очень красивая, сложная и немного грустная.

– Волшебно, – совершенно честно сказал я, когда она отложила гитару. – Но почему так грустно?

В ответ она только пожала плечами и я спросил:

– Это из-за меня?

Она вздохнула:

– Так, что-то накатило.

Тут её грустное выражение сменилось ехидным:

– Ну а теперь ты что-нибудь сыграй.

– Ну я...

– Да-да, я помню! Напой что-нибудь про туман и запах тайги, – произнесла она с заметной долей ехидства.

Я взял в руки гитару, прикрыл глаза... Тёплый летний ветерок, шелест деревьев, стрекот цикад при полной луне. Я впервые за проведённое в Совёнке время прочувствовал что реально сбросил лет 20... И словно снова после третьего курса, у костра на полёвке... Пальцы сами начали перебирать струны и под этот перебор сам собой пошёл речитатив, не иначе как навеянный моим утренним сном:

Я выношу с поля боя тело светлой надежды

на моём плече мудрый ворон держит склянку с живой водой

мы конечно же всё исправим будет даже лучше чем прежде

только мнится смотрюсь я старше лет на двести когда седой...

И сами собой всплыли в памяти аккорды:

Не плачь! Не смоют слёзы кровь

на белом мраморном полу

ладони странников...[6]

– Эй! Ты что? Из Эльфятника вылез? – с радостным ехидством воскликнула Алиса, безжалостно разрушая снизошедшее на меня наваждение.

– Уделил, – ответил я честно.