Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну ты даёшь!!! А по тебе не скажешь.
– Почему? – удивляюсь совершенно искренне.
– Там же одни бездельники собираются. А ты не бездельник.
Фантасмагория! Пионеры восьмидесятых обсуждают Эльфятник, который должен возникнуть только в 93-ем. И я, "уделил", в свои 14... Как раз в стиле детгизовского издания "Игры стражей". Ну что же, добавим ещё бреда во славу Жаждущих Богов:
– Не бездельники. Лишние в этом мире.
– Лишние... – презрительно сморщилась Алиса. И вдруг сменила гнев на милость: – А может, ты и прав. Нам всем делать нечего, по большому счёту. Вот дурью и маемся.
Она какое-то время смотрела в сторону пустых скамеек перед эстрадой и медленно, словно рассуждая сама с собой, заговорила:
– Знаешь, я завидую пионерам Ленинграда... блокадного... и Сталинграда... Они делали дело. настоящее. От них что-то зависело. А мы только играемся. От нас ничего не зависит. А так, по большому счёту, всё равно во что играться, в Эльфятник этот, или в Зарницу. Всё одно, игрушки. А дело нам не доверяют. Типа, вот научитесь, тогда... Типа, научитесь плавать, тогда воду нальём. А так мы никогда не научимся! Ничему!
Она говорила тихо, но было видно, что внутри у неё клокочет ярость. Что же, по большому счёту она права. Вспоминая себя 13 – 15-летнего, должен признать: путь в эльфятник (где и в самом деле собирались лишние и бездельники, пятьдесят-на-пятьдесят) начался для меня именно с невозможности участвовать в настоящих делах. Александр Македонский принял царство в 16 лет. Я и мои сверстники оставались перезрелыми детьми и в 40. Потому что: "Как научитесь плавать – нальём воду.". А плыть-то надо, и не в бассейне, а через бушующий океан. Вот мы и ходим всю жизнь по бережку, самые смелые и безбашенные решаются зайти по колено, только тогда, когда на море полный штиль. Отсюда и все эти эльфятники, которые, по идее должны заканчиваться в 15 лет. А тусуются там обормоты за 40.
Неизвестно, сколько ещё я копался бы в этих мыслях, если бы не тычок острым локотком в бок:
– Эй! О чём задумался?
– Так, о сущности бытия... – со вздохом ответил я.
– Не, ты точно, Штирлиц какой-то. Или Джеймс Бонд.
–Да ладно тебе! – отшутился я. – Давай лучше споём! Вот, как раз о временах, когда больше не осталось настоящих дел!
И я снова заиграл и запел:
Давно смолкли залпы орудий...[7]
Два Че подхватила:
Над нами лишь солнечный свет...
Но когда добрались до: "Не ухнет уже...", словно жёсткая костлявая рука сжала мне горло.
– ...броне... бойный... – выдавил я и отложил гитару.
Ведь я точно знаю, ухнет, и уже скоро... Какой сейчас год? 84-й? 85-й? Может уже следующей весной поплывёт над Припятью вой сирены и зазвучит из динамиков забытое и страшное слово: "Эвакуация". А потом начнётся: Карабах, Абхазия, Приднестровье, Чечня... снова ухнут бронебойные и полетят по домам чёрными голубями похоронки. Потом короткий перерыв и снова: Осетия, Донецк и Луганск... Где край этой пропасти? Где рванёт в следующий раз? Да и Москву не минет чаша сия. Залпы танковых орудий на Новоарбатском мосту закроют последнюю сессию последнего совета народных депутатов.
И что ждёт этих ребят и девчонок в лихолетье лихих девяностых? Ту же Алису? Что-то я не помню такой звёздочки, ни на рок-сцене, ни на попсовой. Пополнит она ряды челноков или закончит какой ВУЗ и уедет за рубеж? Или осядет менеджером в какой-нибудь шарашке продай-перепродай? И будет отрываться вечерами на том же эльфятнике... Ведь большинство моих сверстников как-то устроились...
И тут меня снова накрыли лживые видения варпа. Я увидел как осенним вечером в Москве, к задворкам стадиона на Красной Пресне[8] подъехал крытый грузовик. Мужик в камуфляже, бронике, спецназовском шлеме и балаклаве под шлемом вытащил из кузова девчонку, явно студентку, с немилосердно скрученными за спиной руками и двумя очень узнаваемыми рыжими хвостиками на голове. Вытащил и бросил в руки другого, такого же, стоявшего на земле. Студентка ещё попыталась лягнуть этого, в камуфляже, и даже успела выкрикнуть: "Власовец!", прежде чем он прострелил ей голову из Макарыча. Потом этот... власовец, чем-то заинтересовался, задрал рукав убитой девушки и, со словами: "Смотри-ка, идейная!", развязал с её запястья старый пионерский галстук.
– На кой? – спросил его напарник, подтаскивая к борту грузовика дедка с орденами на груди.
– На память! Историю творим! – ответил убийца, пряча галстук в карман.
Он оглянулся и я поймал его взгляд. Наверное этот спецназовец что-то почувствовал, потому что тут же отвёл глаза. Но это уже не поможет тебе, враг. Пусть ты спрятал лицо под балаклавой, но Я запомнил твой взгляд и твою ауру. И Я найду тебя, найду и убью. Убью так, что многие тысячи раз, возрождаясь среди живых, твоя душа будет помнить как и за что ты умер. И непростительные не порвут мою душу. Если же магия оставит меня, что ж, и без магии есть способы отправить фигуранта в Серые Пределы максимально запоминающимся способом.
Лживые видения варпа отхлынули и я судорожно вздохнул.
– Прости, – тихо сказал я Алисе, проводя по лицу ладонью, прогоняя таким образом остатки видений. И со вздохом: – Что-то не пошла песня.
Алиса сидела отодвинувшись от меня с смотрела... со страхом, что ли?
– Ты бы видел себя со стороны!