— Вот скажи, баро, — надрывно сказал цыган. — Ну что ты за человек такой? Ну, нигде от тебя спасения нет!

— Это ты вместо спасибо? — усмехнулся я, присев на корточки рядом со стариком.

— Ну, за спасение тебе, спасибо, конечно, но сам помнишь, ты мне тоже кое-что должен.

— Наверное, — пожал я плечами.

О каких долгах говорит Зарко, я не помню. Если о том, что в Черном лесу он спасал мне жизнь, так и я в долгу не оставался. Ох, опять старый мошенник какую-то каверзу затевает, не иначе!

— Излагай, — предложил я.

Интересно, чего он придумает? Наверное, сейчас окажется, что спасая его и внучку, я просто исправлял какую-то собственную оплошность.

— Ты же сам знаешь, что влюбилась моя гажо в тебя, — с легким подвыванием сказал Зарко. — Я не говорю, что ты ее в два раза старше, что морда у тебя в шрамах, но сердце у тебя доброе, и конь хороший. Главное — не рома ты, а гаджо! И невеста у тебя есть. Но, сердцу-то не прикажешь, верно? Полюбила тебя девчонка, больше ни на кого и смотреть не хочет, хотя уже и сватов засылали! Я из Силингии в Швабсонию решил уйти, от тебя подальше, так ты, тут как тут! Но ты нас спас, хотя сам и виноват. Ну что тебе надо? Со родес ту?

Зарко-цыган говорил с таким пафосом, что я был готов поверить, что он спасал свою красавицу-внучку от несчастной любви к старому, потасканному жизнью проходимцу. (Это я о себе?!) И цыганские выражения, которые он обычно не употреблял, только добавляли доверия в его рассказ! Еще немножко, и я всплакну вместе с ним, а потом отдам старику последние деньги, и своего любимого коня!

Ага, сейчас, разбегусь и со всей дури, о сосну треснусь!

— Я уже говорил, что в тебе талант пропадает? — спросил я. Изобразил зевок (правда, после этого и на самом деле захотелось зевнуть), похлопал ладонями: — Браво!

Цыган прервал словоизвержение, и с подозрительностью уставился на меня.

— О чем это ты?

— Да все о том же, старый бродяга, о твоем таланте. Тебе повесить надо, а мог бы на сцене выступать.

— Какой сцене, баро?

Похоже, Зарко был окончательно сбит с толка.

— Ну, на той сцене, где артисты героев изображают. Ты мне сейчас так здорово заливал, что сам поверил.

— Э, баро! Не надо так со мной говорить! — возмущенно сказал цыган. — Я тебе про девку мою скажу, про гажо!

— Да понял я, что внучка твоя красавица. Плохо, что дед у нее болтун и враль. Что ты мне о чувствах заливаешь, если я знаю, что тебя по всей Силингии с собаками ищут? Ты, старый хрыч, столько дел понатворил, что тебя не то, что повесят, а живого в землю закопают, или закоптят. И Папушу заодно с тобой. А за кобылу гнедую, которую ты у герцога украл вместе с внучкой, шкуру и с тебя, и с нее спустят. Думаешь, я поверю, что ты в Швабсонию копыта намылил, от того, что красавица твоя влюбилась? Я тебе что, кало шеро?[1] Скажи-ка лучше, ты лошадей наших вылечить сможешь?

Неожиданный переход от высоких материй к обыденности, доконал цыгана.

— Ну, до чего же ты человек недоверчивый! — с деланным возмущением сказал цыган, а потом звонко заржал, обнажив предел моих мечтаний — крепкие белоснежные зубы, сохранившиеся у старика в семьдесят лет.

— Так вылечишь, или нет?

— Кобылу, что засекается? Смотреть надо. Но, наверное, вылечу. Вижу, как она ходит, ничего страшного. Расковать ее пока надо, да ранки смазать. А кто еще? Тот мерин, что траву плохо щиплет? Вот, ноги к завтрему заживут, резец ему подпилю.

— Скажи ромал, а как ты в Швабсонию собираешься ехать, если туда дорог нет?

— Где конь пройдет, там и цыган проедет, — загадочно усмехнулся Зарко. — Для ромалов везде дороги есть! Мой друг — Эль Дар — не мне чета, на своей кобыле за море-океан ускакал, где только ангелы живут, а теперь мне оттуда приветы шлет! Я же тебя не спрашивал, как ты из Швабсонии к нам приехал, если проезда нет?

— А я не знал, что проезда нет, — пожал я плечами. — Сел в седло, да приехал. Так что, совсем хреново тебе стало, что решил в другой мир удрать?

— Хреново, — вздохнул цыган. — Мы-то с Папушей привыкли, что нас все ловят, не привыкать. Но у меня же здесь дети есть, внуки растут. Власти им приказали — ежели, родича своего не выдадут, не жить им теперь! А куда они пойдут? У них у всех дома есть, хозяйство. Вон, у старшего моего, Годевира, свои внуки растут. Годевир мой лучший в Силингии ювелир. Такие кольца с браслетами делает — гномы покупают! Средний, Бахтало — яблочным садом владеет, его яблоки на стол самого герцога идут! А какое варенье варит, вай мэ! Детки меня властям не сдадут, но зачем мне на них беду наводить? Сгонят их с места, из-за меня, дурака старого, куда им деваться, куда пойти? Кочевать они не умеют, помрут все. Вот, сели мы с Папушей, подумали, да и решили уйти.

— Ясно.

— А коли ясно, так и не спрашивай больше. Я же тебя не спрашиваю, зачем тебе возвращаться, да еще и колдуна с собой тащить?! Сам знаешь, как в Швабсонии к ронго относятся!

Значит, колдун по-цыгански ронго? А ведь красиво звучит! А забавная получается компания. Цыган-конокрад, цыганка (ну, она по определению воровка и мошенница), да еще и колдун в придачу! Порядочному наемнику от такой компашки следует сразу сбегать, а иначе, на костре всем места хватит.

Ближе к ночи, когда всех накормили (в первую очередь — плененных бандитов), а народ разошелся спать — Зарко и волшебник в фургон, а разбойники прямо на голой земле, я присел у костра. Неподалеку встала Папуша. Кажется, девушка хотела меня о чем-то попросить, но стеснялась.

— У тебя все в порядке? — поинтересовался я для приличия.

— А сам-то как думаешь? — огрызнулась Куколка.

— Вижу, что за весь день не присела ни разу. Не иначе, копьем зацепили за э-э деликатное место. Помнишь, как в Шварцвальде я тебе это место бальзамом мазал?

— Так то в Шварцвальде, я там все равно кверху жопой лежала, там можно.

— А здесь? Почти тоже самое, даже хуже. Мы скоро в другой мир попремся, а он все спишет.

Видя, что девушка заколебалась, я ухватил ее за подол (настоящий цыган умер бы, но такого бы не сделал никогда в жизни!), и потянул к себе.

— Давай, доставай бальзам. Пока луна светит, будем твои раны лечить.

[1] Капо шеро — дурак (цыг.)

Пленников мы отпустили на следующее утро. А что еще с ними делать? Ну, не есть же их, да и с собой тащить не с руки. Взять на службу? Если бы речь шла о наемниках, вроде меня, взял бы, не задумавшись. Спросите, а в чем разница? Ответ простой. Если я взял аванс за одну работу, то не стал отвлекаться бы на другую. Я этих парней не осуждаю, что они взялись нас убить. Сам не лучше. Не осуждаю, что они напали на цыган — разбойники, работа такая! А вот то, что они смешали два дела, это плохо. Или, если употребить модное слово — непрофессионально. Будь добр, вначале сделай дело, за которое взял деньги, а уже потом хватайся за другое. Даже если они ничего не предпримут против нас, доверять таким людям нельзя. Можно дать им пару коней (нам теперь лишние лошади только обуза), но это уж слишком. Мне и так порой начинает казаться, что у меня прорезаются крылышки. Вон, спина опять чешется. Ничего, ножками-ножками. Я, в свое время, будучи мечником, прошагал от Фризландии до империи Лотов и, ничего. Ноги поначалу стирал, было такое, потом привык. У бандитов ноги в порядке, можно не спешить. За неделю, за две, как-нибудь да дотопают, не маленькие. Так-то им еще могилы своим товарищам копать, могут и задержаться. Ну, мы-то уж точно разбойников хоронить не станем. Хотят — пусть оставляют мертвецов без должного погребения, вороны им спасибо скажут.