Я развернул обрывок и сразу же узнал почерк. Крупные, четкие буквы, словно выводил их старательный ребенок. Но я-то знал: ребенку этому лет больше, чем мне, и зовут его Атаман.

«Ходишь по краю. Другие могут оказаться жестче, чем я».

Мы уже давно вышли из города. Я присел под деревом и задумался. Ждан приумолк, словно чувствуя особую значимость момента. Конечно, шила в мешке не утаишь. Мой спутник проявил в походе черты, свойственные тем, кто соприкоснулся с нашим учением. Это легко разглядел бы Атаман. Но сомневаюсь, что он сам следит за каждым торговым караваном. Ученики? Не каждый справится, только один из лучших. Что из этого следует? Я не сомневался, что очень много чубов, так или иначе, учились у Атамана.

И вот кто-то из них патрулирует границы, высматривая чужих учеников. Ничего предосудительного нет в том, что кто-то из них придет к чубам. Неужели у Атамана вышла с кем-то распря? Или он кого-то боится. Ждан сказал, что разъезд шел за ними пару дней. Значит, обнаружили и послали за Атаманом. Тот приехал, убедился, что Ждан связан с кем-то из его братьев или кузенов, и отправил двусмысленную записку.

Тайнопись чубов. Потому и не смог мой спутник прочитать ее. Но Атаман знал, что по силам это лишь кому-то из наших с ним братьев. Послание предназначалось не ученику, а учителю. Только смысл его от меня ускользал. А вернее, слишком много было смыслов. Который из них вложил мой брат в свое послание? Этот вопрос очень долго так и оставался без ответа. Я думал, что с братьями и сестрами меня судьба больше не сведет. Записка Атамана стала лишь первым ударом по этой убежденности.

Учитель говорил, что бой – лучшая тренировка контроля над своим телом. Удивительно ли, что наши упражнения, как верно подметил Ждан, очень легко превращались в целостную боевую систему? Мой спутник ощутил свою силу. Да, владеть оружием его учили посредственные наставники. Ему было далеко до вершин фехтовального искусства. Но когда все это ложилось на то, что Ждан перенял у меня, смесь получалась взрывная. А он был еще слишком молод. Когда тебе семнадцать лет, ты еще упиваешься силой. Демонстрируешь ее охотно, иногда даже охотнее, чем следовало бы.

К тому времени меня сразу брали в любой караван. Вскоре и Ждан стал весьма известен. То, что он не убивал своих противников, ценилось вдвойне. Ведь пленного бандита можно продать степнякам в рабство, а можно – на рудники. Человеческий товар в те времена ценился. Зачастую, расплачиваясь со Жданом, купцы клали пару монет сверху. Этакое признание заслуг. Внакладе-то они точно не оставались. И я, и мой спутник в полной мере отрабатывали уплаченные деньги.

Пошел слух среди наемников. Почти каждый поход заканчивался приглашением вступить в отряд. Иногда Ждана звали сразу десятником – честь невиданная для новичка. И всякий раз следовал отказ. Ждан путешествовал только со мной. Иногда мы расставались, когда я направлялся в Кхсар Фэй ар-Румал. Но теперь я знал, что мой будущий ученик вернется.

Единственное, чего ему не удалось в себе изжить, – это занудство. Прозвище Зануда прочно прилипло к нему в наемничьих кругах. Его называли так сперва за глаза, а потом и в глаза. Ждан не обижался. Его уважали и даже любили. Он всегда был надежным соратником, а это ценилось выше всего, и никогда не кичился своей исключительностью, хоть и любил прихвастнуть способностями, недоступными прочим.

Это – еще одна опасность, возможности которой я не предусмотрел. Ведь если разобраться, ни о каком мастерстве Ждана пока еще говорить не приходилось. Он совершил только первый… нет, даже не шаг, а полшага по дороге длиной в жизнь. Но уже ощущал себя чуть ли не бессмертным. Конечно, со временем это мальчишество проходит. Гораздо опаснее, если до этого он напорется на настоящего противника, обученного убивать. Потому в любой стычке я теперь прежде всего следил за своим будущим учеником.

Мне удалось стать для него чем-то вроде отца. Ждан не скрывал от меня ни своих проблем, ни переживаний. Памятуя о случае, когда он взял свою первую жизнь, а я не сумел помочь ему справиться с последствиями, я учился. Учился обходиться простыми словами там, где привык пускать в ход особые способности.

Вот только об его прошлом я так ничего и не узнал. Он молчал, я не спрашивал. В конце концов, захочет – расскажет сам. Явно не от хорошей жизни парнишка, умеющий читать, обладающий каллиграфическим почерком, вдруг очутился среди городского ворья. Не случайно он так и не пристал к какой-нибудь банде. В жестокой жизни улиц Ждан стал белой вороной.

А еще, как и всякого парня в его возрасте, Ждана рано или поздно должно было потянуть к противоположному полу. Да так это и произошло. И вот что удивительно: в общении с девушками вся его занудность исчезала, как по волшебству. Так что вскоре у него, как у хорошего наемника, было чуть ли не по жене в каждом городе. Нет, я, конечно, перегибаю палку. Жена не жена, но хватало хороших знакомых, готовых приютить его на ночь, послушать рассказы о путешествиях, напоить-накормить и, как водится, спать уложить. Тем более что Ждан никогда не являлся в гости без экзотического подарка из дальних краев.

Я же по-прежнему зачастую останавливался на ночевку где-то подальше от людского жилья, делая редкие исключения, только когда старые знакомые звали в гости.

Краткий экскурс в историю

Вам конечно же любопытно, кто обладал достаточной силой, чтобы разрушить Империю? Обо всем по порядку.

Недалеко от границы с северными варварами в лесах стоял город Бочаг. Ничем не примечательный городишко, если разобраться, да, столица княжества, земли которого простирались не более чем на день пути от него. Местность там местами очень заболоченная. В основном бочажцы торговали лесом, который сплавляли по рекам. Его князья в свое время понадеялись, что войска Империи не сумеют преодолеть болота. И зря. Два егерских полка нашли проводников из местных охотников. Город оказался взят за одну ночь, а немногочисленная княжеская семья уничтожена. Горожане особо не сопротивлялись. Отказалась сложить оружие лишь дружина.

Из жителей княжества набрали егерский полк, который в дальнейших войнах ничем особенным себя не прославил. Власть же в городе захватил с молчаливого одобрения Императора совет бояр. Нового князя избрать так и не удалось, но об этих задворках Империи никто не думал. Наместник и две сотни пехоты – вот и все представители верховной власти, оставшиеся в Бочаге.

Гром грянул, когда весть об исчезновении Императора разнеслась по всем городам и весям. Бочажский полк вдруг снялся с позиций и ускоренным маршем направился домой. Советники Императора еще не определились, кто займет место верховного властителя венедов. Происшествию не придали должного значения. Вслед непокорному полку направили карательную армию и обо всем забыли. Только через месяц до столицы дошла весть, что бочажцы ворвались в свой родной город опять же ночью. Горожане открыли им ворота, а егеря устроили кровавую баню имперскому гарнизону. После этого на болотах они встретили карательную армию и наголову разгромили ее в ночном сражении.

И опять вести не вызвали особых волнений. Бочаг – лишь капля в море сил, лояльных Империи. Гораздо серьезнее был откол чубов и Золотого Моста. Поздно советники сообразили, что кошевой атаман и правители города присягали лично Императору, так что формально их даже предателями нельзя было назвать. В то же время такую силу с наскоку не разгромишь. Чубы, получившие от златомостцев новейшее на тот момент огнестрельное оружие, поклялись защищать их и, что важнее, поставлять продовольствие.