«Ох, нам бы один на один поговорить», – мелькнуло в голове.

– Так точно, товарищ генерал-майор! Как не думать?

Я почувствовал, что краснею. Все идет как надо, в соответствии со сценарием…

– Отдохни, съезди куда-нибудь. А мы о путевке похлопочем. Хочешь небось на море с женой прокатиться? А что – здоровые, молодые, вам развлечения нужны.

«Пытается замять случившееся…» Я смущенно молчал, упершись взглядом в зеленое сукно генеральского стола.

– Ну, ступай, майор…

Еще бы! Не хватало еще, чтобы ты в чем-то обвинил меня, тварь! До чего я дошел: знаю, что нельзя ругаться, а все равно ругаюсь. Пусть даже и про себя.

* * *

После ухода майора в кабинете застыла тишина. Начальник оперативного отдела посматривал в сторону комдива, но разговора не начинал.

– Если бы кто-то еще кроме нас двоих знал об истинной цели операции, – прервал генерал тягостное молчание, – я бы подумал, что его предупредили. Немного встретишь орлов с таким нюхом, как у этого Груздева. Это говорю тебе я, немало видевший за тридцать лет службы… Просто не верится!

– Да уж, Виктор Егорыч, чем-чем, а нюхом он наделен с избытком, – подыграл полковник своему командиру. – Что ж теперь? Прикажете его по-тихому убрать из части?.. – Он сделал выразительный жест, словно стреляя себе в висок.

Генерал жестко ответил:

– Жертв и без того предостаточно, не хочу больше. Если уж он умудрился выйти из переплета, где шансов практически ноль, значит, парень из наших. Такие нам нужны, еще будут ситуации… и много. Нутром чую. Нутром.

– Согласен, и все же… Вы обратили внимание, что он ни слова не сказал про запалы и вообще обошел стороной тему взрыва?

– Конечно… Почему, как думаешь?

– Может, догадался или черт его знает как исхитрился разнюхать? Есть тут что-то непонятное.

– Разнюхать? Да откуда? Понимаю тебя, мне и самому его возвращение кажется невероятным, но это ж факт… Давай подождем его подробного отчета. Там все должно быть написано. Да и этого, как его там, сержанта, допроси обязательно. Допроси с пристрастием!

Полковник промолчал, но выражение его лица не оставляло сомнений в том, что настроен он скептически. Да и понятно: нежелание генерала решить вопрос не могло понравиться никому. Кроме того, человек, сумевший выйти живым из безвыходной ситуации, вызывал уважение и симпатию полковника. С другой стороны, оставлять майора в живых он тоже считал делом очень опасным.

– Давай сделаем так… – Генерал сел в кресло и посмотрел полковнику прямо в глаза. – Окажи ему честь, что называется, не по рангу и пригласи к себе домой отметить геройское возвращение. С женой, разумеется… Дома майора можно напоить как следует, поговорить о том о сем… В общем, не мне тебя учить… Ты же умеешь разговаривать как надо. А потом разберемся. А сейчас никаких поспешных решений не принимать, понял?

– Есть, Виктор Егорыч, исполним, как полагается.

– Насколько я помню по личному делу, он тоже любитель побаловаться?

– Ну а как же! Вы ведь сами отметили – из наших!

* * *

Как и во всех частях подобного рода, в дивизии спецназначения, где я служил, не было принято распространяться о проводимых операциях. Тем не менее весть о чудом спасшихся участниках труднейшего похода мигом облетела всех и вся. Никто ничего толком не знал, но для личного состава я стал настоящим героем, поэтому приглашение в гости к начальнику оперативного отдела дивизии все восприняли как особое уважение к моей персоне.

В субботу праздновали День защитника Отечества.

– Торжественный вечер, посвященный…

Клуб дивизии построили достаточно просторным, возможно, даже чересчур. Я смотрел на длинный ряд одинаковых темно-коричневых столов с намертво прикрепленными к ним с обеих сторон грубыми скамейками, каждая на четырех человек. Это была еще и солдатская столовая. Почему и каким образом клуб совмещен со столовой, никто не смог бы ответить, но так было принято в большинстве воинских частей. Гардин вспомнил обычное меню армейской столовой на одной из баз под Тель-Авивом: запеченная в духовке курица, чья нежная корочка хрустит под ножом, или куриные ножки в сладковато-остром чили. Золотистые, в шипящем оливковом масле шницели в панировке. В израильской армейской столовой все, как дома – сосиски, шницели, гамбургеры. Солдаты, офицеры и даже генералы едят вместе, причем действует принцип «шведского стола» с неограниченным количеством подходов. Здесь же все не так: и убогая посуда, и однообразная еда, и интерьер…

Блок из плотных рядов стандартных жестких кресел для зрителей с двух сторон был ограничен широкими коридорами и простенькими прямоугольными колоннами, на которых красовались плакаты. Таким незамысловатым образом праздничный зал отделялся от будничной столовой. Время от времени откуда-то из глубины доносились запахи кухни и хлорамина, которым дезинфицировали полы и посуду. В общем, праздничная атмосфера «а-ля советская армия».

На правом фланге просторной глубокой сцены гордо возвышалась трибуна, за которой надрывался один из заместителей командира дивизии. Повествование о славных страницах великой армии, милых уху ветеранов и не всегда принимаемых на веру молодыми, лилось рекой. Я пытался сопоставить громкую трескотню со сцены с изменениями, происходившими в жизни страны, и все больше убеждался, что ничего не поменялось.

Домой возвращались поздно.

– Слушай, Леня, – тихо начала Марина.

– Как тебе вечер, Люсь? – громко перебил ее я.

Я не видел из-за темноты, но хорошо представлял себе, как у виска Марины бьется под кожей еле заметная тоненькая жилка. Она появлялась всегда, когда Марина нервничала, а нервничала она всегда, когда я называл ее другим именем, хотя того и требовала наша легенда. Кроме того, я все еще надеялся отучить ее называть меня по имени, ведь в нашей профессии промашки непростительны.

Я наклонился к ее уху и прошептал:

– Малыш, нам завтра идти к одному высокому чину, а ты, по-моему, еще не совсем готова…

Белогорск

Квартира начальника оперативного отдела 12-й дивизии особого назначения полковника Векшина

24 февраля 2004 г., 19:00

– Здравия желаю!

– Экий формалист ваш супруг, прямо спасу нет! – Полковник излучал радушие и приветливость. – Проходите, пожалуйста, раздевайтесь! Вас, извиняюсь, как величать?

– Люся, – смущенно ответила Марина.

– Очень приятно! Петр, а это – Варвара Степановна, хозяйка дома.

К нам присоединилась полноватая женщина средних лет. Правильные мягкие черты лица, выразительные глаза выдавали в ней недавнюю красавицу.

– Заходите, милая, не стесняйтесь, – обратилась она к Марине, почему-то игнорируя меня.