Эффект получается немного пугающим, персонажи похожи на лабораторных мышей в лабиринте, их постельные разговоры подвешены в воздухе, как призраки разговоров, прошлых и будущих. Эти стены реально разговаривают, кажется, что они переживут алленовский суетливый квартет настолько же вероятно, насколько это сделает череп, похожий на Йорика, который насмехается над его финальной речью Йейлу. Головомойка, которую он получает в книге, написанной его бывшей женой (Мерил Стрип) — это Аллен на пике ненависти к себе: «На него нападали приступы гнева, еврейская либеральная паранойя, мужской шовинизм, ханжеская мизантропия и нигилистические припадки отчаяния. Он постоянно жаловался на жизнь, но никогда не находил решений. Он стремился быть художником, но игнорировал необходимые для этого жертвы. В его самые сокровенные моменты он говорил о том, как боится смерти, которую он поднимал на трагические высоты, хотя на самом деле это скорее было нарциссизмом». Ауч. Драма фильма держится на следующем кусочке сюжета: должен ли Исаак встречаться с кем-то умным, но неуверенным, как он сам, или он должен выбрать кого-то слишком молодого, чтобы понять разницу? В конце даже эта дилемма решается для него, так как Мери бросает его и возвращается к Йейлу, и Исаак бросается в свою известную погоню (кажется, что он в первый раз куда-то бежит, он постоянно останавливается, чтобы отдышаться), чтобы добраться до Трейси буквально за минуту до того, как она уезжает в Лондон. То, что за этим следует, возможно, является самым тонким отрывком актерской игры Аллена, хотя, наверное, похвала должна делиться между ним и Хемингуэй: она так красиво погружена в свои реакции, она, кажется, оперирует ими на своей собственной скорости, как будто каждая ее эмоция сначала должна отрезонировать сквозь ее широкую скулу. Она вытягивает из Аллена нежность, которую мы не видели прежде. Посмотрите, как Исаак просит Трейси остаться, его голос становится все более и более мягким, его лицо тонет в понимании того, что в этом случае он может потерпеть неудачу; перспектива романтического провала, кажется, открывает его полностью, и, когда Трейси просит у него «немного веры», на лице у Исаака появляется небольшая гримаса, он сначала смотрит вниз, потом по сторонам, как будто ищет, где он может найти такое, и это бесценно.

От рецензий не было отбоя, когда фильм вышел. Эндрю Саррис начал свой отзыв в Village Voice, назвав фильм «единственным действительно великим американским фильмом 70-х». В Chicago Sun-Times Роджер Эберт написал, что фильм является «одним из лучших визуальных рядов, когда-либо созданных». Кинокритик Time Фрэнк Рич назвал его «портретом времени и места сквозь призму, который можно изучать десятилетиями, чтобы понять, какими людьми мы были». В итоге, «Манхэттен» принес 40 миллионов долларов, что стало рекордом Аллена на тот момент, но, так как фильм ему не нравился, он пропустил его выход в Париже, взяв первый отпуск в своей карьере. «Вы должны понимать, что Вуди практически постоянно задает вопрос о том, что он делает, — сказал Уиллис. — Он вот такой». Это станет темой его следующего фильма.

«Это фильм о неудовлетворенности, о неудовлетворенности человека без духовного центра, без духовных связей, — говорил Аллен о „Воспоминаниях о звездной пыли“. — Вся картина субъективно происходит в голове героя, который находится на грани нервного срыва, он изможден и сомневается, и у него случается обморок в конце из-за его представлений обо всех этих темных вещах. У него есть потрясающее чувство его собственной смертности. Он что-то делает, хотя это для него уже ничего не значит».

Он будет до посинения клясться, что это не автобиографический фильм, хотя к 1979 году он, как и Сэнди, уже много знал о богатстве и славе, чтобы понимать, что они не смогут избавить его от его демонов. Он купил два пентхауса на Пятой Авеню, заполнив их Пикассо и картинами немецких импрессионистов. Он купил Rolls-Royce и билеты на игры Никс на целый сезон. Он перестал носить наличные, полагаясь на друзей в размене денег, и начал негодовать на собирателей автографов. «Воспоминания о звездной пыли», по сути, происходят в выходные в апреле 1973 года, когда он едет в Тарритаун, Нью-Йорк, который расположен примерно в часе езды от Манхэттена, чтобы выступить на киноуикенде, организованном критиком журнала New York Джудит Крист. Во время мероприятия Аллена окружила толпа фанатов, просящих автограф и желающих, чтобы он прочел что-то и сделал что-то еще. Один из студентов юридического факультета Йельского университета спросил его, не хочет ли он поехать в Нью-Хейвен и побыть там экспертом карате в пародии на суд.

«Я здесь, делаю, что могу в качестве одолжения Джудит Крист, которая мне очень нравится, и я подумал, что из этого выйдет смешной фильм», — сказал он. Сквозь стены тем вечером он слышал несколько споров относительно его фильмов, а также как женщина вслух читала его короткую пьесу «Смерть стучится в дверь» с комично преувеличенными еврейскими интонациями. Ему предложили другую комнату, но он отказался, ему было слишком интересно, что они еще будут говорить. Что-то из этого найдет свое воплощение на экране, включая Джудит Крист, которая появится в одной из многих сцен в стиле Феллини. Двух менеджеров, которые критикуют фильмы Сэнди, сыграют менеджер UA Энди Альбек и сопродюсер Аллена Джек Роллинс. Считали, что персонаж Шарлотты Рэмплинг Дорри были смоделирован по образу второй жены Аллена Луизы Лассер. Рабочее название фильма, тем временем, было «Вуди Аллен № 4», оно побуждало Аллена к самоуничижению: «Я даже не половина „Восьми с половиной“ Феллини».

Необычно для Аллена долгие съемки начались в сентябре 1979 года, они длились шесть месяцев в ветшающем городе-курорте Оушн Грув, Нью Джерси. Некоторые дома в этом городе, покосившиеся от возраста под слоем отслаивающейся краски, играли роль домов для местных психиатрических больных, которых близлежащая психиатрическая клиника посчитала достаточно надежными, чтобы вернуть их обратно в общество. Иногда они появляются в кадре, бродят вокруг, ошалевшие от медикаментов — прекрасная атмосфера для фиктивного нервного срыва Сэнди Бэйтса.

«В начале „Воспоминаний о звездной пыли“ мне казалось, что мы никогда не сделаем все правильно, — рассказал художник-постановщик Мел Борн. — Аллен просто садился и говорил: „Я не думаю, что это сработает“. Мое настроение падало до нуля. В конце концов такие вещи обязательно приведут тебя в уныние». Аллен снова работал с Гордоном Уиллисом, он настаивал на правильном освещении, он неделями ждал правильного неба, пока его команда и актеры играли в стикбол или покер. В начале декабря они на пять недель отставали от графика. «Это был чрезвычайно сложный фильм, потому что он был чрезвычайно тщательно спланирован, — говорил Аллен. — И мы его переснимали. Из-за проблем с погодой. Это был очень сложный фильм».