В течение трех месяцев имя Дейерлинга не сходило с уст жителей французской столицы, где он ежедневно выступал в помещении нового цирка со своей труппой дрессированных львов, всегда заканчивая представление этим коронным номером. Из Парижа он направился в турне по европейским столицам, и сам начиная с 1889 года, т. е. года создания труппы, вплоть до 1892 года добился с ней таких замечательных успехов, какие еще ни разу не выпадали на мою долю во всех других предприятиях. Я уже обдумывал создание новых подобных трупп дрессированных по моей системе животных, и на сей раз это имело определенную цель. В 1893 году в Чикаго должна была открыться всемирная выставка. Когда я однажды показал американкам консулам в Гамбурге и Бремене труппу львов Дейерлинга, эти господа немедленно поддержали мой план — поехать Чикаго с целым цирком. Легко написать эти слова, но трудна представить себе ту огромную работу, которую нужно было па затратить, и все те трудности, которые пришлось преодолеть.

Для осуществления моего плана важнее всего было подобрать дельных и способных людей, которые должны были одно временно любить животных и быть мужественными. Я останови выбор на своем шурине Мермане, который уже был руководителем моего цирка. Мне казалось, что он обладает нужным для дрессировщика животных качествами. Когда я ему сделал это предложение, то он сильно смутился и сказал классическую фразу: «Ты что, смеешься надо мной!» — «Я высказал откровенно тебе свое мнение, — отвечал я. — Конечно, если у тебя к тому охота и мужество. Ты большой любитель животных, и я уверен, что у тебя дело пойдет прекрасно». Мерман недолго колебался. «Если ты веришь в это предприятие, — сказал он, — то мы можем попробовать».

Вскоре все было подготовлено к опыту. Я купил несколько молодых животных и временно устроил в своем саду большую клетку. Там впервые Мерман появился в роли укротителя. Первые три недели я помогал ему некоторыми указаниями. Но уже через десять дней он решил, что сможет обойтись без меня если ему будет представлен опытный сторож.

Группа, составленная мною, была не маленькая, и благодаря разнообразию входящих в ее состав экземпляров представляла сенсационное зрелище. Она состояла из двенадцати львов, двух тигров, нескольких леопардов, двух бурых медведей и одного белого. Раньше всего нужно было свести вместе все эти беспокойные элементы, нужно было приучить их переносите друг друга — тяжелая задача, которую, однако, нам удалось практически решить, так что уже спустя две недели животных мирно играли друг с другом и начали дружить. Интересную и забавную картину можно было наблюдать в час игры животных в большой клетке. Посреди суматохи стоял новый укротителе со своим сторожем, чтобы время от времени длинным тонким бичом призывать к порядку грубиянов, которые захотели бы обратить шутку всерьез. В других случаях бич никогда не употреблялся — все желаемое достигалось лаской и наградами: кусками мяса для «кошек», кусками сахара — для медведей!

Быстрее, чем можно было того ожидать, т. е. зимой 1890 года, группа животных была так хорошо выдрессирована, что я уже мог думать о том, чтобы взять ангажемент. Весной следующего года мы начали давать наши представления в лондонском Кристалл-Паласе, пользуясь вместо старинных фургонов громадной клеткой, шириной в сорок футов. Лондонцы были в восторге, а два присутствовавших на представлении американца предложили мне тут же за мой цирк 50 тысяч долларов наличными. Я отказался, так как собирался ехать с цирком в Чикаго, не подозревая, что в эту минуту теряю 200 тысяч марок.

Когда мои животные прибыли в Гамбург, все они были заражены сапом. Немедленно вызванный мною ветеринарный врач, мой друг Коллих, напрасно пытался их спасти. Конечно, меня не могло утешить то, что, как мне удалось установить, причиной болезни моих животных было плохое мясо, которым снабжал нас в Лондоне бессовестный мясник. Мои бедные животные умирали в страшных мучениях. Я не мог переносить вида их страданий и ускорял смерть быстродействующим ядом.

Как мог я вновь собрать подобную блестящую группу зверей для показа на всемирной выставке? К счастью, у меня еще оставалась маленькая группа животных — два молодых королевских тигра, один медведь и с полдюжины львов. Но каким образом можно быстро выдрессировать этот ансамбль, чтобы он мог поспеть ко времени открытия выставки? Я немедленно дослал телеграмму в Индию, чтобы мне выслали молодых тигров, которые затем благополучно прибыли в Гамбург весной 1892 года. Но они не принесли мне счастья. У одного была темная вода, другого на пароходе матросы так задразнили, что с ним ничего нельзя было сделать. Остальные были безупречный но слишком молоды. Смерть, казалось, выбрала мой зверинец своей штаб-квартирой. Не более двух месяцев были звери здоровы, как вдруг у них начиналась рвота и схватки, и через несколько дней они околевали от неизвестной болезни. Так я терял одну группу животных за другой. Как мы ни судили ни рядили, но не могли найти объяснения этой таинственной болезни. Падеж продолжался. Погибли все молодые животные, Более взрослые животные также заболевали, но выздоравливали, Только много позднее раскрылась тайна этой небывалой смертности. В Гамбурге в августе 1892 года вспыхнула эпидемия холеры, крупнейшая катастрофа, постигшая мой родной город со времен знаменитого пожара 1842 года.

Едва ли нужно что-либо добавить к этому. Зараза, косившая осенью тысячи и тысячи людей, несколькими месяцами раньше уничтожила моих молодых зверей. Это было тяжелое время. Большие потери угнетали меня. От этого падежа я потерял 70 тысяч марок, и мой оборотный капитал был на исходе. С помощью одного расположенного ко мне банкира удалось получим, нужный для поездки в Чикаго кредит. На эти деньги я купил у моего брата Вильгельма три готовые группы дрессированных животных. К тому же и оставшаяся у меня небольшая группа зверей под руководством Мермана достигла необходимого совершенства. И вот 16 августа 1892 года я отправился на пароход де «Августа-Виктория» в Америку. Первое, что я услышал по прибытии в Нью-Йорк, было сообщение о разразившейся в Гамбурге эпидемии холеры. Американская пресса, со свойственной ей склонностью к преувеличениям, рисовала страшные картины массовой смерти гамбуржцев. Сначала я подумал о немедленном возвращении домой, но после спокойного размышления пришел к выводу, что все равно ничем помочь не смогу, а поте мне не нужно возвращаться в Гамбург. Я поехал в Чикаго и лишь 7 сентября по окончании контракта на всемирной выставке вернулся в Бремен на пароходе Северо-Германского Ллойда «Лан». На гамбургском судне нельзя было ехать, так как