– Я не знала, кому еще позвонить.

– Значит, я вроде как твоя последняя надежда? Господи, да я же первый человек, которому ты должна звонить. Ты не должна вариться в собственном соку. И что это за дела – сидеть в Рождество дома в компании с этим чертовым котом? Клянусь, на будущий год я вытащу тебя на обед у матери.

– Ой-ой, это, похоже, будет забавно.

Джейн вздохнула:

– Скажи, что мне сделать с этой коробкой.

Маура посмотрела на кота, который терся о ее ногу, изображая любовь в надежде получить еще одну порцию еды.

– Не знаю.

– Тогда я скажу тебе, что я сделаю. Я приложу усилия к тому, чтобы Амальтея больше не смогла это сделать. У нее явно есть на свободе люди для подобных поручений. Я запру ее на такой прочный засов, что она никогда не сможет до тебя дотянуться.

Неожиданно Мауре в голову пришла тревожная мысль, от которой ее пробрал озноб. Даже кот, похоже, почувствовал ее тревогу и настороженно уставился на нее.

– А что, если это посылка не от Амальтеи?

– А от кого еще? Ее муж умер. Сын умер. В этой семье не осталось никого живого.

Маура посмотрела на Джейн:

– Мы в этом уверены?

Официально неделя после Рождества не является праздничной, но если вы работаете в пиар-бизнесе, как я, то у вас праздники могут продлиться. Сегодня никто не отвечает на мои звонки и имейлы. Ни один из моих контактов в газетах не хочет слышать про новые скандальные мемуары телевизионной знаменитости, которая случайно оказалась моим прекошмарнейшим клиентом. Последняя неделя декабря – мертвая зона в том, что касается продажи книг, но получилось так, что именно в эту неделю на рынок вышвырнули мемуары мисс Виктории Авалон, звезды реалити-телевидения. Конечно, мисс Авалон не сама написала эту книжку, ведь она почти неграмотная. Для этого наняли надежного литературного негра, женщину по имени Бет, которая всегда вовремя предоставляет чистый, хотя и бескрылый вариант рукописи. Бет ненавидит Викторию – по крайней мере, так говорят. Как рекламный агент, я в курсе многих инсайдерских сплетен, и эта конкретная почти наверняка соответствует действительности, потому что Викторию все ненавидят. Я ее тоже ненавижу. Но и восхищаюсь ею за наплевательское отношение ко всему и всем, потому что именно с таким отношением ты и можешь пробиться в мире. В этом смысле мы с Викторией похожи. Мне и вправду тоже все похрен; просто я умело это скрываю.

Да что говорить, я это скрываю совершенно бесподобно.

И потому я сижу за своим столом с улыбкой на лице и объясняю Виктории по телефону, почему ни одно из интервью, на которые мы возлагали надежды и которые пробивали на радио или телевидении, так и не состоялось. «Это из-за того, что только-только было Рождество, – говорю я ей, – и никто еще не успел переварить индейку и похмелиться, поэтому никто не отвечает на мои звонки. Да, Виктория, это черт знает что. Да, Виктория, все знают, как громко звучит ваше имя. (Ваши сиськи появлялись в „Эсквайре“! Вы были в общем и целом восемь месяцев замужем за тайт-эндом[13] „Нью-Ингленд пэтриотс“!)». Виктория считает меня виноватой в том, что реклама не звучит во всю мощь, что кипы ее книг (вообще-то, книг Бет) лежат без движения на складе «Барнс и Нобл».

Я продолжаю улыбаться, даже когда она начинает кричать на меня. Важно улыбаться, даже если ты говоришь по телефону, потому что люди слышат улыбку в твоем голосе. И еще это важно, потому что мой босс Марк наблюдает за мной от своего стола и я не могу допустить, чтобы он увидел, что наш клиент срывается с катушек и, возможно, откажется от «Буксмарт медиа» как от своего рекламного агента. Я улыбаюсь, когда она называет меня «глупая маленькая Барби», я продолжаю улыбаться даже после того, как она швыряет трубку.

– Она расстроена? – спрашивает Марк.

– Да. Она предполагала оказаться в списке бестселлеров.

Он фыркает:

– Все они так предполагают. Вы умело с ней говорили.

Не знаю, льстит он мне или искренен. Мы оба знаем, что книга Виктории Авалон никогда не появится ни в одном списке бестселлеров. И мы оба знаем, что виноватой в этом объявят меня.

Мне срочно нужно, чтобы пресса дала хоть несколько отзывов об этой дурацкой книге. Я поворачиваюсь к компьютеру, чтобы посмотреть, не упоминается ли имя Виктории в каком-нибудь из медиа. Хотя бы в колонке сплетен. Я бужу экран, и появляется стартовая страница «Бостон глоуб». Там-то я и нахожу последние новости… но не о Виктории, на которую мне вдруг становится наплевать с высокой колокольни. Нет, мое внимание приковывает история о молодом человеке, найденном на пристани Джеффриз-Пойнт несколько дней назад. Вчера по телевизору сообщали, что жертву убили стрелами из лука. Теперь полиции стало известно его имя.

– Может быть, снова сунем ее книгу Артуру, – говорит Марк. – Я думаю, ему нужен толчок. Ее мемуары по касательной связаны с футболом, и я полагаю, это можно напечатать в спортивной колонке.

Я поднимаю глаза на Марка:

– Что?

– Виктория была замужем за каким-то футболистом, и спортивный колумнист может оценить книгу под этим углом зрения. Как вы думаете?

– Извините. – Я хватаю сумочку и вскакиваю со стула. – Мне нужно убежать ненадолго.

– Ладно, сегодня все равно мертвый день. Но если у вас будет возможность просмотреть рассылку, которую мы делаем по книге Элисон Рив…

Конца предложения я не слышу, потому что я уже за дверью.

Имя убитого установлено. На анатомическом столе лежит Тимоти Макдугал, двадцати пять лет, холостой бухгалтер, проживавший в бостонском Норт-Энде. Наконечники трех стрел по-прежнему остаются в его груди, но Йошима обрезал стволы с оперением, и из тела торчат лишь металлические обломки. Тем не менее Y-образный разрез в данном случае был нелегок, и скальпель Мауры провел по груди кривую линию, так как она обходила раны, оставленные стрелами. Угол проникновения стрел уже зафиксирован рентгеном, на рентгенограмме ясно видно, что одна из стрел пронзила нисходящую аорту. Такое ранение, безусловно, квалифицировалось бы как смертельное.

Дверь морга открылась, и вошла Джейн, завязывая маску на лице.

– Фроста не будет. Он опять поехал к сестре убитого. Она очень переживает. Худшее Рождество в жизни.

Маура посмотрела на тело Тимоти Макдугала, которого в последний раз видели живым днем 24 декабря, когда он весело помахал соседу, выходя из дома. На следующее утро его ждали на рождественский бранч в доме младшей сестры в Бруклайне. К сестре он так и не приехал. К тому времени сообщение о находке на пристани Джеффриз-Пойнт уже появилось в новостях, и сестра, опасаясь худшего, позвонила в полицию.