Сначала все шло хорошо, ну, относительно хорошо. Во всяком случае, мы никуда не падали и сворачивали почти вовремя и почти туда, куда намеревались. Но когда мы въехали в густо населенную часть города и пришло время спросить, где у них тут самое посещаемое в ночные часы кладбище, выяснилось, что я не знаю, как тормозить. Поэтому мы продолжали мчаться все с той же скоростью мимо редких прохожих, которые, обалдев, таращились нам вслед. Получить у них ответ на интересующий нас вопрос не удавалось, потому что для этого пришлось бы задержаться, а мотоцикл делать остановку отказывался. Наконец мы очутились на базарной площади, на которой в это время суток торговли уже не было и, стало быть, имелось достаточно места для маневрирования.

Площадь как раз пересекал одинокий пешеход, что было воспринято нами как знак свыше. Я предприняла гигантское усилие и подоспела к мужчине точнехонько, когда он был на середине площади, и мы заложили вираж вокруг него.

– Как проехать на кладбище? – прокричала Мариша с заднего сиденья.

Волосы у нас растрепались и перепутались, поэтому вид у нас должен был быть далеким от канонов, принятых в цивилизованном обществе, а простыни, по-прежнему развевавшиеся позади, как-то не способствовали началу дружеского общения с людьми. Меня-то это, конечно, не остановило бы, но более косным натурам, к которым явно относился прохожий мужчина, наш вид пришелся не по душе. Мы сделали вокруг него еще пару кругов, выжидая, когда он сообразит, как лучше объяснить дорогу, но все было безрезультатно. Мужчина словно воды в рот набрал. Вдобавок, когда мы проехали мимо него в пятый раз, в его глазах появилось выражение самого настоящего ужаса, и он сделал попытку сбежать.

– Держи его! – завопила я, в азарте плохо соображая, кому кричу.

Но мне очень не понравилось, что единственный человек, который при желании может растолковать, как добраться до требуемого места, собирается дать деру. Мужчина скакал вприпрыжку через площадь, а за ним, нарезая петли и круги, следовали мы, допытываясь, где же все-таки кладбище. В таком же порядке мы выехали с площади и проследовали по городу до того места, где наш несознательный гражданин, к которому мы тем не менее успели привыкнуть, нырнул в темный подъезд. Так как с торможением у нас по-прежнему не ладилось, то мы покатили дальше.

Я уже начала опасаться, что нам придется кружить по городу, пока не кончится бензин, но неожиданно судьба улыбнулась нам. Впрочем, сделала она это весьма странным образом. Впереди замаячило нечто напоминающее ограду, а возле нее примостилась телега с сеном, на котором спал дюжий сельский мужик.

– Правь на телегу, – вопила Мариша в полном помрачении рассудка, случившегося с ней от быстрой езды.

Не знаю, что со мной случилось, но я ее послушалась. Мотоцикл последний раз обиженно взревел, и мы с ним на полном ходу врезались в борт телеги. Мотоцикл затих, а мы с Маришей по инерции вылетели вперед и воткнулись прямо в воз с сеном, на котором праведным сном человека, прогулявшего весь недельный доход за несколько часов, спал безмятежный селянин. От удара, потрясшего его ложе, он приоткрыл глаза и окинул наши дергающиеся телеса мутным взглядом.

Из сена нам удалось выпутаться довольно быстро, но не скажу, что без ущерба для нашей внешности. С сеном в волосах и в белых простынях мы и предстали перед мужиком. Он отреагировал как-то странно, да что он, положительно все мужское население города, встреченное нами сегодня, реагировало на наше появление по меньшей мере неадекватно. Во взоре пьяного появилось уже подмеченное мной ранее выражение неприкрытого ужаса, и он с непостижимой быстротой стал креститься, бормоча себе под нос что-то вроде: «Чур меня, чур, нечистый попутал. Господи, спаси и сохрани».

Выдав нам весь положенный набор слов, которые произносятся при встрече с потусторонними явлениями или представителями нечистой силы, и видя, что мы и не думаем исчезать, он решил исчезнуть сам. Для этого он попытался лихо вскочить на ноги и стегнуть вожжами безмятежно дремавшую в оглоблях до нашего возникновения кобылу. Это удалось ему не вполне, он рухнул в сено и там затих. К его счастью, лошадь сама решила приискать себе для сна уголок поспокойнее и потрусила прочь.

Мы почтительно проводили ее взглядом и перенесли внимание на ограду кладбища. Кроме покинувшего нас мужика и лошади, никого больше не наблюдалось.

– Не похоже, чтобы нас тут ждали, – сообщила и без того очевидную новость Мариша.

– Кладбище-то большое, необязательно, чтоб встреча назначалась именно в этом месте. Надо найти ворота, – возразила я.

– Зачем нам ворота? Лучше перелезем через ограду! – учитывая позднее время, чересчур бодро воскликнула моя неугомонная подружка.

Но все же мы с ней осмотрели старинную ограду. Она, ограда, очень красива, из витых чугунных прутьев, завершенных на концах острыми пиками, которые, как мне показалось, от времени стали только острее. Желания перелезать через них у меня не возникало. Мысленно я уже видела себя корчившейся, насажанной на острие, как цыпленок на вертел. Никогда прежде мне не доводилось встречать настолько не приспособленную для перелезания ограду. Мало жутких острых концов, на ней еще полностью отсутствовали и поперечные переплетения – ногу пристроить некуда.

Мы тоскливо переглянулись и побрели вдоль ограды в поисках местечка поприличнее. И Марише удалось-таки найти такое. Когда-то тут был посажен чахлый тополек, теперь он разросся настолько, что ствол его прошел сквозь прутья ограды. Опираясь на его шершавую кору, я первой вскарабкалась наверх, и тут встал вопрос о том, куда деваться дальше.

– Прыгай! – шипела мне снизу Мариша.

Прыгать решительно не хотелось. Высота ограды превышала два метра, а внизу было темно, хоть глаз выколи. Если прыгнуть, лишиться можно было не только глаза, но и всего на свете. Но с другой стороны ствола мне удалось приглядеть какую-то каменную деталь, на которую можно было поставить ногу. Но для того, чтобы до нее дотянуться, надо было оторвать эту ногу от ограды, оставаясь висеть на дереве. Я покрепче обняла ствол тополя и, оттолкнувшись ногами от ограды, постаралась дотянуться до ступеньки. Мне удалось это не вполне, и я осталась висеть на дереве, судорожно вцепившись в него.

– Что ты там делаешь? – полюбопытствовала Мариша.

Только я собралась ответить ей, как почувствовала, что силы мне изменили и я стремительно скольжу вниз, чтобы через секунду плюхнуться мягким местом прямо на голову каменного ангела, принятую мной в темноте за ступеньку. Приземление вызвало у меня болезненный стон.

– Что случилось? – снова заинтересовалась Мариша, сидя уже на решетке.

– Спускайся сюда, узнаешь, – проскрипела я, сползая по мраморной фигуре на землю и потирая гудящую от соприкосновения с камнем задницу, а потом и руки в предвкушении того, что Марише еще только предстоит испытать то, что я уже претерпела.

Но хитрая Мариша спустилась прямо по стволу, и потому ее ущерб ограничился ободранными коленками. Отряхнувшись, она протянула мне изрядно помятую и утратившую свой первоначальный цвет наволочку. Но в темноте, царившей на кладбище, это было совершенно неважно.