Я беспечно отмахнулся.

— Перестань, в конце концов, я в своей усадьбе. И я здесь хорошо защищен.

— Ты может быть и да. А шахта? Что мешает Жмурло послать туда десяток гвардейцев, перебить гномов и взорвать вход?

Черт! Про это я как-то не подумал. Действительно, мою в прямом и переносном смысле золотую жилу ведь никто не охраняет. А стоило бы.

— Надо поставить туда охрану.

— Именно. Кстати, совсем забыл, тебе письмо. — Игорь достал из ящика стола конверт. — Передали сегодня рано утром.

— Кто передал?

— Какой-то слуга. С большими предосторожностями, между прочим.

Я распечатал конверт, на котором, как я отметил, не было ни родовой печати, ни обратного адреса. Ого! Да тут даже буквы не набраны от руки, а вырезаны из газет и аккуратно приклеены, как в детективном романе.

«Приходите сегодня в девять часов вечера на старую мельницу. Будьте один», — гласило письмо. Больше там не было ничего.

Кто будет на ночь глядя звать меня на свидание, да еще и передавать письмо с такими предосторожностями? Тайная поклонница? Или не тайная? Черт, я ведь не знаю, сколько у бывшего хозяина моего тела было любовниц, может, он все графство перетрахал.

Я молча показал записку Игорю. Тот присвистнул.

— Есть идеи, кто это может быть?

— Тайная поклонница? — повторил управляющий мою давешнюю мысль.

— Если так, то ты об этом знаешь больше, чем я. У меня были женщины помимо Дарьи и Лидии?

— Полно. Но ни с одной из них ты долго не задерживался. Точнее, ни одна долго не могла тебя терпеть, если уж на то пошло. Развлекался с женщинами ты неплохо, но не могу представить, чтобы кто-то из них написал такое письмо.

Меня вдруг осенило: блондиночка-баронесса! Неужели я вчера так очаровал ее, что она втюрилась по уши? Да нет, вряд ли, все-таки благородные дамы так себя не ведут. Хотя помечтать можно.

Мы переглянулись.

— Значит, убийцы? Меня же пытались отравить, если ты не забыл.

— Возможно. Или люди Жмурло заманивают тебя в ловушку. В общем, идти будет крайне глупо и опасно, поэтому…

— Поэтому я, разумеется, пойду, — закончил я. — Не хватало еще какого-то жмурла бояться.

Игорь посмотрел на меня, как на идиота.

— Зачем? Это рискованно.

— В прошлой жизни я только и делал, что рисковал.

Я запнулся, вспомнив, что, собственно, как раз из-за этого в прошлой жизни так рано и помер.

— Нам нужно выяснить, кто именно передал письмо. Разумеется, я возьму с собой солдат. Еще какого-нибудь мага неплохо, но, так понимаю, у нас их нет?

— Только Лидия, но она возвращается завтра. Да и не будешь же ты таскать с собой жену в качестве охраны.

Действительно, было бы странно.

— Ладно, — решил я. — Обойдемся гвардейцами. В конце концов, мой Дар все еще при мне. Кстати, мне еще одно письмо прислать обещали. От барона Турчанинова о расторжении помолки. Странно, почему его до сих пор нет.

* * *

Барон Турчанинов сидел за столом, задумчиво играясь со своим новым приобретением. Металлические шарики были аккуратно подвешены рядом, барон брал один, отводил его в сторону, и шарик с силой бил по остальным, приводя всю систему в движение. Забавная заграничная игрушка, вечно он забывает, как она называется. Прямо как люди: ткни в одного аристократа, и все общество забурлит. Главное, знать, как и в кого тыкать, чтобы оно бурлило в нужном направлении.

Дочь, как обычно, в красном платье, стояла перед ним, уперев руки в бока. Дарья всегда была своенравной девицей, волевой и капризной. А еще она была умной, как и ее отец, так что должна прислушаться к доводам рассудка.

— Что значит: «я передумал»?! Он оскорбил тебя, отец! Да еще и при этом своем некроманте! А вчера он еще и меня оскорбил: прилюдно флиртовал с какой-то дурой! Ты сам кричал, что расторгнешь помолвку, а теперь ты передумал?! Ты знаешь, я всегда терпеть не могла этого придурка, но ты вынудил меня согласиться на эту помолвку ради титула. Я надеялась, что хоть теперь-то вздохну свободно!

Дочь говорила с неожиданной горячностью. Еще несколько дней назад, когда речь заходила о Лазареве, полные губы презрительно кривились, а теперь она прямо-таки в ярости. Похоже, ей не все равно, с кем он там флиртовал, хоть она и очень хочет уверить его в обратном.

— Дарья, — барон мягко взял дочь на руку, усадил на диван. — Успокойся. Я не буду ни к чему тебя принуждать, но выслушай меня. Поведение графа не казалось тебе странным в последнее время?

Красивый лоб дочери нахмурился. Конечно же, казалось. Баронесса Турчанинова была умна. Умна и наблюдательна.

— Казалось. Лазарев и правда ведет себя необычно в последнее время. Не шпыняет Игоря, не пристает ко мне со своими глупыми шуточками, взялся восстанавливать благополучие Рода. Он поумнел. Его словно бы подменили. А вчера на дуэли он, кажется, использовал какую-то магию, только я не могу понять, какую.

— Мне тоже кажется, дочка, мне тоже. Когда он послал меня куда подальше я, конечно, разъярился, но потом задумался. Лазарев словно бы меня не узнал. Будто бы это был вообще не он. С ним что-то происходит. Может, в нем пробуждается Дар и вправляет ему мозги, может, он под воздействием какой-то магии. Может, в конце концов, он головой о камень ударился и в этой голове что-то сдвинулось. В любом случае, Лазарев сейчас не в себе. Ты понимаешь, куда я клоню?

— Он не в себе, а у него есть золотая шахта, — понятливо кивнула Дарья. — И было бы очень неплохо, если бы она перешла к нам.

«А эта скотина Лазарев перестал бы флиртовать со всякими бабами», — читалось в ее взгляде. Нет, ей точно не все равно. И это еще один аргумент в пользу предположений барона: Лазарев, каким он был прежде, не смог бы заинтересовать дочку, стань он хоть самим Императором. Что-то с ним нечисто.

— Именно. Я пошлю письмо, если Лазарев так тебе противен, но прошу поступить разумно: понаблюдай за ним. Выясни, что с ним происходит и как это можно использовать к нашей выгоде. Я всю жизнь положил на то, чтобы выбиться из простых купцов в дворяне, и тебе этого не желаю. Я хочу, чтобы моя дочь имела стабильный доход, а не крутилась, как белка в колесе, а золотая шахта — как раз то, что нам нужно. Я ведь не заставляю тебя спать с ним, просто понаблюдай за ним. Пока не будем расторгать помолвку, скажем, что нанесённое оскорбление велико, но мы еще думаем.