Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне не нужен слуга. — Она отодвинулась. Потом вдруг поднялась на ноги, расправила плечи и решительно заявила: — Я иду в Дублин. Немедленно.
— Правда?
— Да.
— Что ж, значит, вы пойдете одна.
Немного помолчав, Сенна спросила:
— А сколько это будет стоить?
— Что? — Финниан засмеялся.
— Ну… сколько денег вы хотите?
Он медленно приподнялся.
— За то, что отведу вас в Дублин?
— Да. — Она коротко кивнула и тут же отвернулась.
А Финниан, не в силах отвести взгляд, любовался ее волосами, ярко вспыхнувшими в оранжевых лучах заходящего солнца. Через минуту-другую он проговорил:
— Даже всех ваших денег будет недостаточно, чтобы заставить меня идти в Дублин. — Он снова откинулся на траву и, негодуя, пробурчал: — Ох, эти англичане со своими деньгами…
Тут Сенна наконец повернулась к нему и снова уселась с ним рядом.
— Пусть так, Финниан, хорошо. Я понимаю, почему вы не хотите вести меня в Дублин. Но с другой стороны… Ведь не могу же я бродить по просторам Ирландии.
Я должна попасть домой.
Ему показалось, что глаза девушки лихорадочно блестели — блестели слишком уж ярко, как будто она теряла рассудок.
— Сенна, вы…
— Я знаю, где находится дорога, — перебила она.
— Неужели знаете?
Она кивнула:
— Да. Я всегда все запоминаю.
— И вы также помните, где находятся зыбучие пески?
— Зыбучие пески? — Она пришла в замешательство. — Не уверена, что я сталкивалась с зыбучими песками.
— Да, их трудно найти. А волчье логово? Вы помните, где оно? А как насчет деревни Рэрдова в нескольких милях южнее, через которую вам придется пройти, когда вы пойдете по дороге?
— Я не собираюсь идти по середине дороги, размахивая руками, — парировала Сенна. Она казалась смущенной, но непоколебимой.
Финниан провел ладонью по волосам и тихо сказал:
— Дорогая, похоже, вы лишились рассудка. — Он поднялся на ноги. — Я не могу идти в Дублин, а это означает, что и вы не можете идти в Дублин. Думаю, вы это понимаете.
Она снова отвернулась.
— Какая же вы упрямая, — со вздохом заметил Финниан.
— Какая есть, — буркнула девушка. — Вообще-то я всегда такая, — добавила она, не глядя на ирландца.
— Если вы предпримете попытку идти в Дублин, мне придется вас связать, — в задумчивости проговорил Финниан. — А это существенно замедлит наше продвижение.
На лице ее промелькнуло какое-то странное выражение. Она улыбнулась?.. Или, может быть, собиралась ударить его?
Снова вздохнув, Финниан сказал:
— Что ж, отлично, идите. На дороге в Дублин полно вооруженных людей. Какой дорогой пользуется любой саксонский рыцарь? По какой дороге путешествует ваш прекрасный королевский наместник? И скажите мне, Сенна, какая самая удобная дорога на север? Королевская, верно? Именно по этой дороге в Дублин направляются все солдаты и торговцы. Так вот, и те и другие непременно доставят вас обратно в замок ради награды, которую Рэрдов, не сомневайтесь, выложит за вас.
— Меня не узнают. Я могу затеряться.
— С такими-то волосами? Милая, ничего не выйдет. Такое великолепие будет повсюду привлекать внимание. А корабль? Думаете, вы получите койку на корабле? — Он усмехнулся, заметив ярко-розовые пятна, выступившие на щеках девушки. — Вас изнасилуют еще до того, как вы ступите на причал. И почему-то, — тихо добавил Финниан, — мне очень нравится ваше общество. Потому я и не хочу, чтобы с вами случилось несчастье.
И опять на ее лице появилось какое-то непонятное выражение. Может, она расценила его слова как комплимент? Но ведь это и был комплимент, не так ли?
— Неужели ваш отец не может хоть ненадолго заняться вашим хозяйством? — в раздражении проговорил Финниан; он почему-то ужасно разозлился на самого себя.
— Хозяйством занимаюсь только я.
— О-о, теперь все совершенно ясно, милая. Но что делает ваш отец, пока вы так замечательно ведете все хозяйственные дела?
— Играет.
Финниан почувствовал, что у него от изумления раскрылся рот. Причем удивлял не сам факт — игра для мужчины была обычным делом, — удивляла та боль, что промелькнула в глазах девушки; было очевидно, что пристрастие отца являлось для нее трагедией.
Финниан помолчал, потом сказал:
— Ах, Сенна, такой жук, как игра, может больно укусить.
— Я знаю. — Ослепительная улыбка приподняла уголки ее губ.
И сердце Финниана тотчас сделало кульбит. Сенна была непосредственная, как ребенок, но он знал: о каких бы своих несчастьях и обидах она сейчас ни говорила, их было гораздо больше в глубинах ее души, а каждое пенни, записанное у нее в счетной книге, вероятно, было монетой, отмеряющей дни ее жизни.
А ее отец был редкостным болваном.
— Сенна, не надо из-за этого переживать, — тихо сказал Финниан.
Пожав плечами, она пробормотала:
— Может, и не надо…
— Милая, поверьте, мужчины дураки. Вы всегда должны помнить об этом.
Сенна несколько мгновений молчала, а потом, к его удивлению, рассмеялась. Причем это был искренний смех, совершенно естественный.
— Честно говоря, ирландец, я так и думала. Но приятно получить подтверждение от одного из вашего племени.
Финниан улыбнулся:
— Я очень рад, что вы оценили мою откровенность, Сенна.
— Пожалуй, я могу потратить несколько дней, — сказала она таким тоном, как будто делала ему одолжение. — Но я не могу бродить с вами слишком долго по этим холмам. Моя репутация… вы понимаете?..
— До следующего полнолуния я посажу вас на корабль. Дольше моя репутация, Сенна, не сможет выдержать такой нагрузки. Чтобы меня видели с английской поставщицей шерсти?.. — Финниан закатил глаза и содрогнулся.
Сенна рассмеялась, а он задержал взгляд на ее грязных руках, на волосах, давно выбившихся из косы, а также на ясных умных глазах. У этой женщины было больше ума, больше храбрости, больше изобретательности, чем у многих воинов, которых он знал, однако у нее, очевидно, не было никого, кто разыскивал бы ее, беспокоился бы за нее. Зато был негодяй, удерживавший ее в замке, и этот человек, наверное, уже искал ее.
И теперь он, Финниан, должен был отправить ее на корабле обратно в Англию? Но зачем? Наверное, отцовский дом был не самым подходящим для нее местом. Во всяком случае — после этого побега. Не годилось и странствие по холмам Ольстера. Тогда путешествие? Куда? На какие деньги?
Без средств, без семейного окружения и без родственников она оказалась бы даже в худшем положении, чем если бы осталась у Рэрдова. Выходит, для нее нигде не было места…