все же германский флот составлял бы не более трети британского. В моем распоряжении было всего лишь 42 подводные лодки, годные к действию»[382]. Говоря о состоянии авиации, генерал-инспектор воздушных сил Э. Мильх подчеркивал, что «в 1939, как и в 1938 гг. все требования Главного штаба на изготовление воздушных бомб были зачеркнуты лично Гитлером. Он хотел сберечь наши запасы стали и легких металлов для нужд артиллерии и постройки самолетов. В начале войны наших запасов бомб хватило бы всего на пять недель активных операций. В течение 18 дней польской кампании мы израсходовали половину запаса, хотя в деле была только часть наших бомбардировочных самолетов»[383].

Сама немецкая армия создавалась непосредственно в процессе войны: в начале сентября 1939 г. она имела максимум 50 дивизий, в конце октября их было уже 75, а в мае 1940 г. — 120[384]. Приводимые факты, как и документы «Нюрнберга категорически подтверждают, подчеркивает Р. Картье, что в 1939 году Германия была не в состоянии вести войну на два фронта. Но Гитлер строил свои планы на психологическом расчете… Он говорил: «Я знаю Чемберлена и Даладье. Я их оценил в Мюнхене. Это — трусы. Они не посмеют выступить»»[385].

Действительно англичане и французы, дав гарантии Польше, и не собирались выполнять их. 2 сентября Чемберлен выступил в палате общин, но не с объявлением войны, а с предложением дальнейших переговоров. Это вызвало шок среди депутатов, которые подумали, что Чемберлен решил «повторить Мюнхен»[386]. Известный лейбористский деятель Х. Дальтон 2 сентября записал в своем дневнике: «Казалось, что политика умиротворения снова достигла полного расцвета и наше слово чести, данное полякам, умышленно нарушалось»[387].

Новая фаза политики умиротворения вошла в историю под названием «Странной войны»:

На линии фронта французы вывесили огромные плакаты: «Мы не произведём первого выстрела в этой войне!» Отмечались многочисленные случаи братания французских и немецких солдат, которые наведывались друг к другу в гости, обмениваясь продовольствием и спиртными напитками[388]. Когда же не в меру инициативный командир французского артиллерийского полка, занимавшего позиции в районе Бельфора, начал предварительную пристрелку возможных целей, то за это его чуть не предали военно-полевому суду. «Понимаете, что вы сделали? — распекал своего подчинённого командир корпуса. — Вы чуть-чуть не начали войну!»[389]

В дальнейшем во избежание подобных инцидентов, чтобы какие-нибудь горячие головы сдуру не начали воевать всерьёз, передовым частям французских войск было запрещено заряжать оружие боевыми снарядами и патронами[390]. «Pas de conneries — не вести себя по-дурацки — было распространенным мнением среди французов, или нам придется за это расплачиваться»[391]. «Сильнейшая армия в мире, перед которой находилось не больше 26 дивизий противника, — по словам Д. Фуллера, — бездействовала, укрывшись за сталью и бетоном, в то время как враг стирал с земли мужественного до донкихотства союзника»[392].

Единственно, чем ограничились английские и французские самолёты так это разведывательными полётами и, говоря словами Черчилля, «разбрасыванием листовок, взывающих к нравственности немцев»[393]. Всего с 3 по 27 сентября только английские ВВС обрушили на головы немецких обывателей 18 млн. листовок[394]. 8 сентября польский военный атташе во Франции докладывал в Варшаву: «на западе никакой войны фактически нет. Ни французы, ни немцы друг в друга не стреляют. Точно так же нет до сих пор никаких действий авиации. Моя оценка: французы не проводят ни дальнейшей мобилизации, ни дальнейших действий и ожидают результатов битвы в Польше»[395].

Что бы сохранить лицо французы все же были вынуждены перейти в наступление. Оно началось 7 сентября, не встречая сопротивления германских войск, которым было приказано уклоняться от боя. Спустя пять дней французские войска получили приказ ген. М. Гамелена прекратить наступление и начать окапываться[396]. Но главное было не в успехах, а в самом факте наступления. Агентство «Ассошиэйтед Пресс» поспешило сообщить, будто «в ночь с 6 на 7 сентября французские войска захватили первую линию бетонных пулемётных гнёзд линии Зигфрида»[397]. Официальное коммюнике французского Генерального штаба было скромнее: «Невозможно, впрочем, точно перечислить уже занятые местности и позиции»[398]. На деле реальное продвижение французских войск составило всего 7–8 км на фронте протяжённостью около 25 км[399].

Однако 10 сентября Гамелен уверял польское руководство, что «больше половины наших активных дивизий Северо-Восточного фронта ведут бои. После перехода нами границы немцы противопоставили нам сильное сопротивление. Тем не менее, мы продвинулись вперёд. Но мы завязли в позиционной войне, имея против себя приготовившегося к обороне противника, и я ещё не располагаю всей необходимой артиллерией. С самого начала брошены Военно-воздушные силы для участия в позиционных операциях. Мы полагаем, что имеем против себя значительную часть немецкой авиации. Поэтому я раньше срока выполнил своё обещание начать наступление мощными главными силами на 15-й день после объявления французской мобилизации»[400].

В тот же день парижский корреспондент «Юнайтед Пресс», ссылаясь на сведения, «полученные из надёжных источников», утверждал, что Германия перебросила с Восточного фронта как минимум 6 дивизий, чтобы противодействовать французскому наступлению[401]. На самом деле с польского фронта не было переброшено ни одного немецкого солдата, ни одного орудия или танка[402]. Несмотря на то, что 12 сентября французское наступление прекратилось, пресса продолжала распространять байки об «успехах» союзных войск. Так, 14 сентября сообщалось, что «военные операции на Западном фронте между Рейном и Мозелем продолжаются. Французы окружают Саарбрюккен с востока и запада». 19 сентября последовало сообщение, что «бои, которые ранее ограничивались районом Саарбрюккена, охватили теперь весь фронт протяженностью 160 км»[403].

Успех французского наступления привел к тому, что 3–4 октября французские войска … покинули территорию Германии. А 16 октября вернулись на исходные позиции и передовые части вермахта[404]. В целом результаты этого «героического» похода оказались следующими: «В сводке германского Верховного командования от 18 октября были объявлены общие потери немцев на Западном фронте: 196 человек убитыми, 356 ранеными и 144 пропавшими без вести. За этот же период было взято в плен 689 французов. Кроме того, было потеряно 11 самолётов»[405].

«Этот странный этап войны на земле и в воздухе, — как отмечал Черчилль, — поражал всех. Франция и Англия бездействовали в течение тех нескольких недель, когда немецкая военная машина всей своей мощью уничтожала и покоряла Польшу. У Гитлера не было оснований жаловаться на это»[406].

Дальнейшее выполнение Лондоном и Парижем своих гарантий Польше можно проследить по следующим фактам: 21 ноября правительство Франции создало в вооружённых силах «службу