Фактором благоприятствования «техническому прогрессу» в данном случае стал климат неолитической, предгерзейской додинастики. В условиях потепления и увлажнения большого атлантического оптимума голоцена последней трети V – первой трети IV тыс. до и. э., когда северная граница выпадения летних муссонных дождей в Восточной Африке достигала широты нынешнего Каира [см. 19; 40], долина египетского Нила и ее окрестности густо покрылись древесной и кустарниковой растительностью [128]. Для художественной наглядности, в нижнем рельефном регистре verso обломка каменной «ливийской» косметической плитки периода Нагада III предположительно из Абидоса, называемой иначе «палеткой деревьев и городов» [366], тщательно вырезан целый лесной массив с иероглифической ремаркой, похожей на Ṯḥnw, но если она действительно означает «Ливия» (что принимали самые авторитетные специалисты как наименование «местности непосредственно к западу от долины Нила» [28; 407]), то для египетского физико-географического ландшафта наших дней это равносильно картографической легенде «пустыня».

В Верхнем Египте, включая территорию за пределами заливной поймы, где сегодня расстилаются раскаленные солнцем пески, археологи не раз побочно откапывали корни, пни и стволы акаций, тамариксов или сикоморов, относя их к додинастике вплоть до (что крайне вероятно) ее исходной, бадарийской стадии [122]. Феллахи-чернорабочие экспедиции сэра Роберта Монда и Оливера Майерса 1930-х гг. в Арманте уверяли ученых, что аналогичные естественно погребенные «залежи» многовековой (очевидно, частью отмершей, частью неутилизированной в свое время «человеком хозяйствующим») древесины имеют место по всей стране [320], и этим могла похвалиться не только собственно Долина: Майкл Хофман находил в Большом вади пра-Иераконполя, теперь безводном и бесплодном, но «приблизительно в 3900–3500/3400 гг. до и. э.» (а очень возможно, и «раньше») достаточно увлажненном, обугленные тамариксовые фрагменты, которые он считал остатками лесов или рощ [249; 250; 375], произраставших здесь, по-видимому, вдоль постоянного или сезонного нильского притока эпохи климатического оптимума. По дендрологическим оценкам Винсона, в распоряжении египетских доисторических плотников в огромных количествах были стволы акаций и тамариксов длиной св. 5–6 м [441].

Высказывалось предположение, что плотницкая ремесленная специализация стала «частью повседневной жизни» ряда районов Египта, в том числе Нагады и Иераконполя, уже к середине IV тыс. до и. э. [452]. Археологические свидетельства первобытных опытов «профессиональной» инструментальной обработки дерева на берегах Нила указывают на конец амратского – начало герзейского периода, т. е. хронологически коррелируют с «меделитейной революцией» в доисторическом Египте, демонстрируя количественно и качественно динамику, подобную «прогрессу» медных орудий. Так, для большого (почти 900 захоронений в 635 могилах) додинастического кладбища N7000 в Нага ад-Дейр появление доски под трупоположением исследователи на основании радиоуглеродных измерений привязывали к календарному отрезку 3640–3510 гг. до и. э. [308; 395; ср. 396]. Другие древнейшие известные образцы египетских досок были датированы относительным интервалом S. D. 38–44 и принадлежали опиравшемуся на шесты горизонтальному перекрытию единственной из сотен раскопанных командой Брайтона дофараоновских могил у ал-Бадари [122]. Доски толщиной 1–4 см, достигавшие полутораметровой длины и более чем 30-сантиметровой ширины, в погребениях додинастических культур Верхнего Египта могли использоваться и вертикально, в виде «заборов» неясного (для предохранения тел от сыпучего грунта?) назначения, отступавших от длинных стенок к центру прямоугольных ям, как в раннегерзейской могиле b204 в ал-Амре; со временем, ок. S. D. 50–52, или ближе к поздней Нагаде II, появились ставившиеся на ребро невысокие дощатые рамы, которые огораживали трупоположения с четырех сторон; тогда же или несколько позже досками принялись еще и выстилать места для покойников, что в сочетании с оградами отдаленно напоминало захоронения в гробах без крышек [78; 348; 382].

Флиндерс Питри по всему кладбищу в Тархане находил доски длиной от 0,5 до 2 м, шириной от 11 см до почти полуметра и толщиной от 2,7 до 6,4 см, с «различными отверстиями для веревочных креплений», повторно использованные в могильных ящиках и перекрытиях при I династии, а до того являвшиеся деталями каких-то «принципиально иных» изделий или построек. По его убеждению, это были остатки временных сборно-разборных «домов» сезонных земледельцев и скотоводов, переселявшихся из поймы на возвышенности Долины или «пустыни» и обратно в ритме ежегодных разливов Нила [369]. Именно эти доски – «по крайней мере три из них» – Стивен Винсон не без резонов (крепежные V-образные прорези, как в корпусе ладьи Хеопса, гнезда под шипы в кромках и др.) объявил частями лодочной обшивки и даже набора [441; 443].

Хотя основной конструктивный элемент следующего изделия не доска, а подобие бруса или обтесанной жерди квадратного или круглого профиля, добавлю, что в иераконпольском погребении, датированном ок. 3300 г. до и. э., было найдено деревянное ложе с резными опорами в форме бычьих ног [62], представлявшей излюбленный «дизайн» древнеегипетских мебельщиков. Такую же находку сделал Питри на кладбище Нагады в могиле 3, которую по присутствовавшим в ней in situ двум разнотипным сосудам с волнистыми ручками (W-ware) можно отнести к интервалам S. D. 59–66 или 66–71, т. е. примерно к первой половине протодинастического периода [355; 367]. На кладбище в Тархане оказалось уже множество прото– и раннединастических (S. D. 77–81) захоронений «в кроватях вместо гробов», часто с аналогичной «звериной» резьбой ножек, а несколько могил содержали то и другое, причем кровать покойного – прямоугольная рама ок. 175^80 см с сеткой из растительных (папирусных?) и даже кожаных ремешков, от которых остались небольшие фрагменты, – укладывалась на гроб [369].

Наличие (как и принципиальное отсутствие) в такого рода конструкциях веревочных и шиповых соединений – «характерной особенности египетского древоделия» [453] – удавалось установить далеко не в каждом случае, прежде всего по причине неудовлетворительной физической сохранности соответствующего материала, но они, безусловно, постепенно входили в употребление и совершенствовались: например, в одной из герзейских могил кладбища N7000 на конце доски от деревянной ограды погребенного уцелело отверстие диаметром ок. 2,5 см с волокнами веревки; кроме того, торцы досок в этих рамах нередко бывали стесаны под углом, близким 45°, как для соединения «в ус» [308]. Выложенная сырцовым кирпичом протодинастическая могила b33 в ал-Амре была облицована досками шириной ок. 9 см и толщиной не менее 2 см, расположенными горизонтально и состыкованными между собой с помощью деревянных шипов шириной более 3 см [382]. Погребальные ложа и «вторичные» доски Тархана сохранили как остатки собственно соединений обоих типов, прежде всего шипы, так и многочисленные технологические пазы и отверстия для них [369].

Столярное ремесло архаики, судя по остаткам изысканной мебели, обнаруженным Эмери в раннединастических мастабах Саккары, уже серийно и мастерски комбинировало привязные (с тем «усовершенствованием», что здесь травяные веревки могли заменяться кожаными ремнями) и шипо-гнездовые деревосборочные техники [188; см. также 296]. В то же время почти полтора десятка крупных дощатых ладей длиной от 18 до 24 м, в среднем на тридцать гребцов каждая, которые были открыты в 1991 и 2000 гг.[50] в архаическом царском некрополе Абидоса и, по предварительным оценкам, принадлежали в этой или «той» жизни кому-то из фараонов I династии (возможно, ее основателю Хору Аха), похоже, имели только веревочные соединения[51].