– Море близко, – констатировал Хавир, понемногу направляя кораблик к берегу.

Суденышко пришвартовалось возле выстланного замшелыми досками пирса на самой окраине городской набережной, вдоль которой покачивался на волнах целый лес разнокалиберных мачт. Стоянка здесь стоила вдвое дешевле, чем в расположенном у морского побережья порту, пояснил капитан. Получив от Хавира несколько мелких медных монет и целую кучу наилучших пожеланий, Дима сошел на берег.

Мелочи аккурат хватило на то, чтобы купить у уличного торговца одну копченую рыбешку и пару запеченных в прогорклом масле лепешек, жестких, как подметка. С моря дул пахнущий прелой тиной и йодом ветер, пригнавший из-за горизонта груду белоснежных кучевых облаков, над головой звонко перекрикивались чайки. Наспех перекусив, Дима направился вдоль набережной туда, где зеленоватая лента реки уступала место бескрайней, тянущейся до самого горизонта, покрытой темно-синими морщинами волн водной глади. Море Центрума показалось ему практически земным – спокойным, величественным и вместе с тем могущественным, как любая древняя стихия.

Частокол мачт здесь и вовсе превращался в самую настоящую чащобу: пришвартованные к причалам морского порта корабли были побольше размерами и куда многообразнее по конструкции. Встречались двух– и трехмачтовые парусники, настоящие пароходы с торчащими над палубами трубами, а вдалеке, на рейде, высилась ощетинившаяся пушками темно-серая металлическая громадина не то броненосца, не то целого линкора – в классах и типах военных судов Дима не разбирался совершенно. Громко перекликаясь, группа матросов выгружала с рыболовной шхуны свежий улов, вокруг них суетилась и мельтешила в воздухе стайка больших крикливых птиц, норовя выхватить из человеческих рук рыбешку-другую. На соседний корабль грузили, закатывая вверх по сходням, огромные тюки, горой наваленные на запряженную парой ломовых лошадей подводу. Порт охранялся: стоило Диме приблизиться к огороженному невысоким забором периметру, как из выкрашенной в белый цвет деревянной будки, громоздившейся возле преграждавшего подъезд к причалу ручного шлагбаума, вышел и направился к нему вооруженный винтовкой человек в уже знакомой желтовато-зеленой форме с бело-красной повязкой на рукаве. Остановившись на безопасном расстоянии, человек вежливо поинтересовался сначала на местном наречии, а потом на клондальском, какого морского дьявола Дима тут забыл. Получив ответ, что тот хотел бы отыскать идущий в Джаваль корабль, стражник разразился какой-то длинной тирадой, весьма смахивающей на непристойную брань, а потом посоветовал ему не болтаться где попало без дела, а вместо этого как все нормальные люди зайти в здание пассажирского морского вокзала с противоположной стороны пирса и купить в кассе билет.

На вокзал Дима не пошел: денег у него не осталось даже на еду, и где их раздобыть в незнакомом городе, расположенном на краю совершенно чужого мира, он не имел ни малейшего представления. Попытаться подзаработать? Где и кем? Все имеющиеся у него знания и навыки вряд ли могут оказаться полезными в сложившейся ситуации, остается разве что устроиться дворником или податься в ближайшую таверну, подносить разбавленное пиво подвыпившим матросам. Еще можно попробовать наняться на какой-нибудь попутный корабль, только вот в морском деле Дима не понимал вообще ничего и потому стал бы для экипажа обузой. Повезет еще, если возьмут на камбуз мыть грязную посуду или драить шваброй палубу с гальюнами. Что делать дальше, если ему все-таки удастся попасть в Джаваль, как добраться потом до границы с Сурганом и где искать отца, он предпочел сейчас и вовсе не задумываться. Как любил говорить сам отец, давайте есть слона по кусочкам. А решать проблемы – по мере их поступления.

Идущая от порта улочка уперлась в заросший душистыми цветущими деревцами тенистый сквер, с одной стороны которого располагались шумные торговые ряды, а с другой высилась круглая башня с огороженной перилами площадкой наверху, по всей видимости, пожарная каланча. Дима опустился на парковую скамейку, закрыл глаза и подставил лицо ласковым солнечным лучам.

Он провел в этом блаженном состоянии ничегонеделанья примерно с полчаса, когда солнце закрыла набежавшая откуда-то тень. День выдался малооблачным, хотя в небе и висело несколько косматых белых пирамид, принесенных ветром с морских просторов. Стайка шумной детворы, только что с визгом носившейся по присыпанным гравием дорожкам сквера, сейчас сбилась в кучку и восторженно что-то обсуждала, наперебой показывая пальцами куда-то в небеса. Дима поднял взгляд и оцепенел.

Такую гигантскую конструкцию он не мог вообразить себе даже в самых смелых фантазиях, еще труднее было поверить в то, что подобное вообще способно летать. Царственно плывущая под облаками огромная машина имела длинный, ребристый, сигарообразный корпус, из хвостовой части которого торчали короткие и угловатые отростки рулей. На покатом боку, выкрашенном блестящей на солнце темно-серой краской, красуется большой черный ромб в белом круге. Сначала Дима никак не мог сообразить, что приводит дирижабль в движение и почему он не слышит привычного звука моторов, однако вскоре он сумел разглядеть по бокам от выпирающей из-под массивного брюха цеппелина гондолы четыре заключенные в кольца быстро вращающиеся крыльчатки. Что ж, вполне разумное конструктивное решение: в отличие от традиционного винта импеллеры создают гораздо меньше шума, что очень важно для скрытного перемещения воздушного корабля над вражескими позициями в облаках или ночью. Ну а значительно меньшая тяга с лихвой компенсируется подъемной силой закачанного в баллонеты газа.

Тем временем на земле началась непривычная суета. С вершины башни, которую Дима поначалу принял за пожарную каланчу, сбросили вниз толстый канат. Двое выбежавших из дверей этого сооружения мужчин начали торопливо разматывать канат по земле навстречу подплывающему с подветренной стороны цеппелину. В закрепленной под килем корабля гондоле открылась дверца, и оттуда выпал другой канат – едва его оснащенный тяжелым металлическим карабином конец коснулся земли, один из обитателей башни ловко расстегнул замок, накинул на крюк петлю, плотно сцепив оба конца веревки между собой, и подал знак рукой. Тотчас кто-то из невидимых с земли обитателей башни принялся выбирать слабину каната. Трос сначала безвольно провис, затем с треском натянулся, и огромная сигарообразная туша, словно пойманная на удочку рыбина, стала медленно притягиваться к башне, постепенно замедляя ход. Замерли импеллеры, из гондолы выпало еще несколько швартовочных концов, которые тут же подхватили суетящиеся на верхней площадке люди и принялись привязывать их к вмонтированным в ограждение причальной мачты кольцам. Зрелище было настолько величественным и захватывающим, что Дима невольно засмотрелся на быстрые и слаженные действия наземной команды. Наконец в боковой части гондолы открылась еще одна дверь, и оттуда на площадку башни с металлическим лязгом опустился складной трап.

Первыми на землю ступили несколько человек, в которых Дима без труда признал офицеров. Темно-синяя форма с серебристыми погонами, фуражки с высокой тульей, украшенной замысловатой кокардой – два скрещенных снопа пшеницы и расположенный поверх них тяжелый молот, в петлицах – стилизованный самолетный винт с крыльями по бокам. Затем из недр цеппелина выгрузили носилки с пристегнутым к ним человеком. Внутри башни, судя по всему, размещалась винтовая лестница – двое парней в форме попроще, вполголоса переговариваясь, подхватили носилки и потащили их вниз. Все шло более или менее гладко ровно до тех пор, пока они не уперлись в узкий дверной проем у основания вышки: внутренняя лестница выходила к дверям под слишком уж неудачным углом, и громоздкие носилки никак не желали пролезать наружу. Случилась заминка, оказавшийся поблизости член наземной команды поспешил было на помощь, но вместо этого создал еще большую свалку в дверях. Отерев пот со лба, один из носильщиков беспомощно огляделся по сторонам и, встретившись взглядом с Димой, махнул рукой.