Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо образования, науки, книгоиздательства и прочих гуманитарных сфер, Наркомат просвещения контролировал театры, музеи, а также парки культуры и отдыха, к которым относились, безусловно, и исторические дворцово-парковые ансамбли.
— Да, это так, — напряженным грудным голосом ответствовала директриса. — Я Тимашевская Марианна Симоновна, приказ о моем назначении директором Аннинского музея был подписан лично наркомом Потемкиным Владимиром Петровичем… К сожалению, штат у нас, мягко говоря, не полный, но пока такой и не нужен, сами видите, что здесь творится…
«Да и вы тут — лишние люди», — непонятно почему подумал Олег.
— Все присутствуют? — спросил он.
— Да, — кивнула Тимашевская. Потом спохватилась: — Вернее, нет. Отсутствуют оба сторожа. Петр Афанасьевич Бочкин на посту. Виктор Петрович Леденев отдыхает дома. Галина Яковлевна Пожарская болеет, она после инсульта, состояние очень тяжелое, это продолжается уже две недели… Она пожилая женщина, ей 62 года…
— Гражданка Пожарская — местная?
— Она из Ленинграда, пережила блокаду. Сотрудница Русского музея. Такая крепкая всегда была, заботилась о дочери, добилась, чтобы внука в 1942 году отправили в эвакуацию… Дочь скончалась перед самым снятием блокады. В начале февраля Галина Яковлевна переехала в Никольск, целиком ушла в работу, чтобы забыться, но вот как получилось… Удар случился утром, когда она собиралась на работу…
Сторож Леденев — местный, тоже пожилой, инвалид Гражданской войны, пережил оккупацию, при немцах был чернорабочим, надо было как-то жить… Его проверяли органы, претензий не возникло.
Бочкин переехал в Никольск из Красного Бора сразу после освобождения района — в оккупации у него умерла жена… Послушайте, — решилась женщина, — не знаю, как к вам обращаться. Мы не совсем понимаем, что происходит…
— Меня зовут Олег Иванович, — сообщил Березин. — Повторяю: все вопросы потом. Давайте познакомимся. Вставать не надо. Называйте себя, сообщайте краткие биографические данные.
Он слушал, пытливо всматривался людям в глаза, ожидая подсказки изнутри. Тимашевской 49 лет, до войны была сотрудницей Эрмитажа. Вместе с частью музейной коллекции убыла в эвакуацию в Свердловск, а когда вернулась, приказом наркома была отправлена в Никольск, где получила часть дома и небольшой приусадебный участок. Готова служить Родине в любом месте, где та прикажет, но… чувствовалось, что женщина обижена. Муж скончался в 1939-м от тяжелой болезни, дочь — по медицинской части далеко в Хакасии…
Юлии Владимировне Черкасовой было 32 года, проживала в Никольске, окончила факультет историко-архивного дела Московского историко-архивного института. Судьба привела ее в Ленинград, была сотрудницей музейного комплекса «Царское село», потом перевелась в Аннинский дворец. В период оккупации находилась в Никольске, работала посудомойкой в столовой… Женщина сильно волновалась, рассказывая о себе, она старалась держаться, но постоянно разминала пальцы, чем выдавала беспокойство.
— Кто еще из присутствующих находился в оккупации? — спросил Березин.
— Ой, так это же я… — обреченным голосом произнесла пожилая женщина — Авдеева Зинаида Ивановна — невысокая, морщинистая, на удивление подвижная. Из всех присутствующих по 1941 году запомнились только две особы — Юлия Черкасова и Зинаида Ивановна Авдеева. Остальных он видел впервые.
Олег слушал ее рассказ: женщину пару раз вызывали в немецкую комендатуру, просили описать события 17 сентября тогда еще текущего 1941 года. Авдеева описывала, куда деваться? Ее допрашивал очкастый офицер в черной форме, задавал вопросы через переводчика.
Потом внезапно от нее отстали. Она выращивала овощи на крохотном участке, шила. Ни мужа, ни детей. С 1943 года начали вывозить людей на работы в Германию, многих хватали насильно, запихивали в фургоны, не давая времени собраться. Ее не взяли, какой с нее прок? При немцах Зинаида Ивановна усердно притворялась чахоточной, хромала…
— Позвольте замечание, Олег Иванович? — сказала Юлия Владимировна. — Мы с Зиной Ивановной хорошо знакомы, часто виделись, поддерживали дружеские отношения. Если в чем-то возникают сомнения насчет нее, то спешу вас уверить: она глубоко порядочная женщина, никогда не сотрудничала с немцами… если не считать, конечно, сотрудничеством швейные работы…
— Спасибо, Юленька, — пробормотала Авдеева, избегая пристального взгляда Березина, — не представляю даже, что мне можно предъявить…
— Вы? — кивнул Олег сухопарой бледной женщине средних лет.
— Ковалец Тамара Леонтьевна, 44 года, сама из Перми, работала в тамошнем краеведческом музее. Получила предложение продолжить работу на освобожденных территориях Ленинградской области, переехала сюда в феврале… Сначала собирались определить в штат Екатерининского дворца, но оказалось, что там негде жить, тогда мне предложили перебраться в Никольск, где имелись свободные жилплощади…
— Как насчет семьи, Тамара Леонтьевна? — поинтересовался Березин.
С семьей было сложно. Женщина побледнела, потом стала рассказывать, заново переживая свое прошлое. Муж был главным инженером металлодобывающего предприятия в Предуралье, в 1937 году попал под уголовное дело, связанное с вредительством, получил пятнадцать лет… Супруге ничего не предъявляли, она продолжала жить и работать. Сыну четыре месяца назад исполнилось восемнадцать, призвали в армию, сейчас воюет в Прибалтике. С этим и связана причина переезда. Лучше находиться здесь, ближе к сыну, чем сходить с ума в Перми…
— Успокойтесь, Тамара Леонтьевна, не надо нервничать, — сказал Олег. — Меня не интересуют дела вашего мужа. А вашему сыну желаю дойти с победой до Берлина и в добром здравии вернуться домой.
Мужчины нервничали не меньше женщин. Снулый тип с плоским лицом и водянистыми глазами — некто Ралдыгин. «Белый билет» от армии, полный букет «тяжелых, неизлечимых болезней». Работал младшим научным сотрудником, имея за плечами незаконченное высшее образование по археологии. Ушел с Красной Армией в Ленинград, жил с женой у тетки на Васильевском острове, те умерли от истощения. Сам выжил, в начале февраля вернулся в Никольск…
Олег делал размашистые пометки на листке, пытливо глядел на говорящих.
Некто Кулич, молчун, коротышка — водитель при музее, до войны шоферил на элеваторе, теперь здесь. А куда еще, если работы толком нет? Жил в эвакуации в Вологодской области, теперь вернулся. В армию не взяли из-за болезни кишечника…
Человек с боевым опытом среди присутствующих все же был. Пожилой истопник Ильинский — мужчина с изувеченной левой рукой, которой неплохо орудовал, хоть это и смотрелось неприятно. Полтора года партизанил в Ленинградской области, взрывал немецкие колонны, пускал под откос эшелоны. И, кстати, именно он был одним из сопровождающих знаменитый партизанский обоз с продовольствием, который в марте 1942 года прибыл в Ленинград из Псковской области, хитроумно обойдя немецкие посты!
А неприятность с рукой произошла в последнем бою, когда немцы упорно сопротивлялись наступающим частям Красной Армии, а партизаны в это время ударили по ним с фланга, фактически из болота. Граната упала рядом, Ильинский схватил ее, чтобы отбросить, но не хватило какой-то доли секунды — ему оторвало два пальца…