– Дождь тебе под ноги, наставник, – сказала Малха подошедшему Бирюку. Теперь Карк сидел на своем привычном месте, у него на плече.

Охрана вокруг меня бдит и кого попало просто так не подпускает.

– Могла б назвать епископом, – без особого раздражения сказал тот.

Он был из первых двенадцати проповедников, отобранных лично Марией нести свет в души заблудших. Не самая приятная миссия. Двоих убили. Потом, правда, я эти поселки стер с лица земли, но вряд ли прибитым от того стало приятнее. Еще один умер от старости, трое от болезней и трудностей путешествий. Осталось сегодня всего шесть первых, и все они сейчас в крупных городах занимают высокие должности.

Но кроме них был и второй призыв, когда благословляли двенадцать новых магидов. Везде поминали шестьдесят последователей, но фактически их семьдесят один, не считая назначенных на должности, а не отправленных странствовать. Во всяком случае, четкая иерархия уже существует, частично стихийно полученная, во многом сознательная, выработанная практическими нуждами. Шестеро, занимающих крупные посты, – епископы. За заслуги они получили и власть над более мелкими общинами в своем районе. Затем следуют посвященные, отвечающие перед высшей ступенькой иерархии за свою паству, но и имеющие право обратиться с вопросами, просьбами и жалобами выше. И наконец, диаконы с послушниками. В серьезном храме просто не обойтись одним человеком. Разве в деревне.

– Для меня ты навсегда останешься наставником, а не блюстителем морали[17].

– Я испортил тебя, – сказал Бирюк с сожалением. – Надо было отказаться учить обращению с оружием. А получилась ни баба, ни мужик.

– Супруг не жалуется, – сказала она со смехом.

– Уйди с глаз моих, – сказал он грустно. – Пока не придумал наказания понеприятнее постов и аскетизма.

– Наставник, ты не прав, – заявила Малха. – Во всем виноват Влад. Если б он меня тогда погнал, глядишь, сидела б сейчас дома и шила очередному младенцу одежку. А этот злодей меня, девчонку, научил защищаться, убивать глупых мужиков. Он всегда был ненормальный.

Копуша опять глянула изумленно. Нет, на правду не обижаются, а я до сих пор в рамки правильного мавретанца не укладываюсь. Государство зачем-то строю. Нет бы грабить побежденных, снимая последние опорки.

– Как наставник, всего лишь отполировал уже готовое изделие. Так что наказание – ему, и положено огромное, неприятное!

Пошутила, называется, в мою сторону.

– Ты что-то очень веселишься, – говорю. – Когда последний раз была на исповеди?

– Не в чем каяться, – сказала Малха с придыханием, скромно потупив наглые глаза, – помимо гордыни непомерной. Так за нее я регулярно пост держу. Все! Ухожу, а то и мне обоз всучишь. Идем, девочка. Посмотришь на настоящую жизнь без фантазий.

– Про обоз это что было? – спросил Бирюк недоуменно, когда они ушли.

– А, – отмахиваюсь, – ерунда. Обычные дела.

– А клерухи к тебе зачем подходили? Имей в виду, люди отнюдь не случайные. Они и со мной беседовали, но ничего прямо не сказали. Все с заходами да скрытым смыслом.

– Великая тайна, – говорю с досадой. – Фараону после войны нужны деньги, он вводит новые налоги, только сильно выборочно. Почитателей Единого всех сортов обкладывает, а эллинских богов не трогает.

После Вторжения зверомордых по всему Средиземноморью был взрыв религиозных настроений. Многие вернулись к полузабытым эллинским богам, другие искали откровения на Востоке. Не случайно наряду со старыми стремительно развивались и новые идеи. Люди стремились найти божественных покровителей в смутные времена. Но для греческих правителей единобожники оказались лишь слегка менее неприятными, как и уверовавшие в богов с мордами зверей (в Мицраиме никто не удивился) или провозглашающие наступление конца света. Выкорчевывать таких пришлось с большой кровью, и отголоски их идей просматриваются даже у Марии.

– Павликиан в Мицраиме добрая треть плюс иудеев разного толка каждый десятый. Они ищут, либо куда перебраться, либо союзника.

– Сейчас не ко времени идти на Восток! Нужно навести порядок у нас. Не дело тешить неприязнь и отказывать в помощи соратникам.

О боже! И этот туда же.

– Один умный человек придумал стратегию непрямых действий, – сообщаю.

То, что он не из этого мира и не помню имени, не важно. Зачем приписывать себе чужие заслуги. Мне своей славы хватает.

– Это когда не тупо бьешься о стены, а перерезаешь снабжение осажденным. После чего они вынуждены сдаться за отсутствием другого выхода.

– И ты собираешься ударить через море, – понятливо кивает.

– Теорию нужно проверять на практике.

– А если закончится твоим поражением, все ж они мореходы получше?

– А если штурм превратится в гибель войска? Я не люблю больших сражений, где гибнут многие тысячи. Разумный план иногда приносит пользы больше, чем реки крови. Мой девиз – с меньшими потерями серьезней достижения. Не лезь в это, епископ. Скоро придет час атаки. А пока не нужно торопить. Чем лучше подготовимся, тем выше шансы на успех.

Ливень прошел в стороне, и тяжелые грозовые облака, выжатые досуха и ставшие курчаво-белыми, тянулись в сторону берега уже неопасными. Солнце садилось, график срывался. С другой стороны, могло быть гораздо хуже, иди корабли наугад.

– Дедушка никогда не ошибается насчет погоды, – сказала без всякого торжества, как о неминуемом закате, Аглая.

Она привела тогда фокусника, и когда я нашел время пообщаться, очень быстро усвоил две вещи. Во-первых, дедуля полный псих, понять речь которого могла исключительно внучка. Он натурально нес какой-то бред, однако с ней мог общаться почти нормально. Я даже заподозрил, что она просто выдает свои слова за предсказания, но нет. Жрицы уверенно подтвердили ее заявление, никакими способностями она не обладала. Точнее, имелись, но на крайне низком уровне. Что, впрочем, абсолютно не мешало ей обворовывать людей. Ловкость рук, не больше.

Во-вторых, дедулю мне послал не иначе Ylim. Помимо дурацких фокусов, с которых кормился, он замечательно предсказывал погоду. Не обязательно рядом, мог сказать после раздумья, светит солнце или идет дождь на другом конце мира. Правда, делал это исключительно по просьбе Аглаи, и всплыло практически случайно. Едва не упустил очередной козырь, подброшенный удачей. Когда сообразил, моментально взял на довольствие. Отмыл, одел и стал усиленно кормить, попутно выясняя границы дедушкиных предсказаний. В сытом и довольном виде он был вечно сонный и вялый, поэтому не так просто оказалось, но кто хочет, тот добьется. Тем более Аглаю новая приятная жизнь устраивала, и она с энтузиазмом помогала, быстро уловив, чего мне требуется.