– Малха не идиотка и в огонь ее сразу не сунет, – сказала жена. – Главное, пусть скидку не делает, а по всей строгости спрашивает. А там, быть может, познакомившись поближе с этой жизнью, сама раздумает.

Ох, терзают меня на этот счет сомнения, но вариантов особо нет. Не замуж же выдавать насильно. Тем более возрастом не вышла даже по здешним меркам.

– Значит, так и сделаем. Девчонку к Малхе, парня в академию…

Я император просвещенный и далеко смотрю. Собора еще нет, но просветительская деятельность уже началась. Причем общеобразовательная. Принимают всех. Конечно, с разбором. Сначала экзамен. Кто со способностями, может поступить бесплатно. У них даже общежитие есть.

Это настоящая школа для желающих получать знания. Там обучают грамотно писать, риторике, математике, истории, латыни и греческому, географии и физическому развитию. Это включает и обращение с оружием. Для более старших возрастов есть курсы по химии, инженерному искусству, астрономии, рисованию-черчению, алгебре с геометрией, агрономии.

Уже есть не самая богатая, но достаточно крупная библиотека. Дубликаты свитков, имеющиеся в покоренных городах, обязаны прислать. Интересные и редкие экземпляры нередко дарят, чтоб обратил внимание. Иногда копии оплачиваю.

Приглашаю известных людей, прямо скажем, далеко не все рвутся переехать, но некий гибрид интеллектуального клуба и элитарной высшей школы намечается. Выйдет или нет, один Ylim способен предвидеть. Это ж самое начало, а нуждаюсь не в философах и поэтах, а умеющих строить мосты, акведуки и дороги.

– А наставником у сына пусть будет Рычаг.

– Его зовут Габирель, – строго сказала Лампа.

В некоторых случаях она исключительно уперта. Получил новое имя, пройдя через обряд «очищения», не вспоминай прежнее.

– Габирелю, – послушно поправляюсь.

Мой самый полезный родственник, способный придумать нечто новое из одного невнятного намека. Может отлить пушку, создать капсюль и придумать ни на что не похожую архитектуру. Уже сейчас понятно, что строящийся по его планам собор будет не похож ни на мрачные базилики, ни на античные храмы. Купола, арки, опоры то массивные и тяжелые, то легкие и хрупкие почти наверняка вызовут подражание. Прямо в настоящий момент ощущение грандиозности. А уж по части денег просто жуть. Они уходят, как в прорву.

– Спасибо, муж мой, – говорит без малейшей иронии, потершись щекой о ладонь.

Нет, не за поправку. За готовность выслушать и сделать правильно. То есть как она хотела. Ведь нормальный мужчина должен мечтать о наследнике. А я полководец. Значит, просто обязан тянуть в армию и заставлять получать соответствующий опыт. Зачем? Пусть учится, чему нравится. Тогда и польза будет. К тому же, чтобы править, нужны совсем иные качества, нежели воинские.

– Я подобрала на заводы подходящих людей и разделила, чтоб каждый занимался одним делом, – сказала Лампа чуть погодя.

Супруга у меня о-го-го. По всем показателям. Не только по красоте, но и по части учета и контроля. По ее мнению, доходы семьи относятся к домашнему хозяйству, а значит, к ее компетенции. И прекрасно разбирается в ценах на металл, оружие и сколько кому платить. Она любого при необходимости поставит на место без ссылки на мое имя. А Саул ее откровенно опасается за цепкость и дотошность. Наизнанку вывернет, но все точно выяснит. Ее на хромой козе не объедешь. Из-под тебя выдернет и зажарит.

– Скажешь секретарю, что отныне ты будешь проверять счета на землю.

– Конечно, муж мой.

На этот раз она не благодарит. Это ее право. На самом деле ей разбираться долго и тяжко. Моя доля при разделе любых трофеев всего лишь сто двадцать восемь к обычной. То есть солидно, но далеко не та куча золота, как иным представляется. Основной доход прежде шел как раз с производств. Другое дело, большая часть продукции имеет военное назначение и выкупается по установленным Лампой ценам. Ну, это нормально. Накрутка идет всего процентов десять. Просто доход стабильный и четкий. Расширялись поставки, а только сейчас она привезла семьдесят тяжелых орудий для кораблей. И эти суммы пойдут на скупку трофеев у доблестных воинов, которыми занимался Саул наполовину с моих денег. Не очень красиво, если честно, однако ж никто их в спину не пихал и не заставлял отдавать по дешевке драгоценные изделия или скот.

Но с момента, когда начали брать под контроль побережье, огромные латифундии и виллы с рабами конфисковывались. Спрашивается, в чью пользу? То-то и оно. В зависимости от ситуации делились поля и сады между местными или отдавались в награду правоверным. Чаще всего в пропорции три к одному. Меньше пришельцам, зато обычно с усадьбой. Ведь земля в трофеи не входила и в обычном порядке делиться не могла. Непременно выделялось нечто под строительство молитвенного дома, но и себя тоже не забывал, каюсь. Понемножку-помаленьку нахапал, уже и сам не знаю, сколько точно. Сегодня, помимо городских особняков в каждом городе, мне принадлежат восемьдесят с лишним тысяч участков, сдаваемых в аренду, или отдельных ферм с наемными трудягами. Большинству рабов элементарно деваться некуда. Получив свободу, а не землю, они продолжают работать, как и прежде. Только уже не за пайку под кнутом, а за часть урожая, имея возможность уйти.

В любом случае в год набегает до ста тысяч ауреев дохода. Даже после уплаты налогов – жуткие деньги по здешним понятиям и ценам. Они не могут не прилипать к рукам мытарей, моих секретарей и даже крестьян. Я физически не способен проконтролировать столько людей и хозяйств. Вот пусть Лампа и занимается, раз ей это по душе. Я получаю кучу золота, она определенную власть и влияние. Оба в плюсе. А главное в семейной жизни – это довольная жена. Не только в смысле постели. Она сознает, насколько доверяю, и старается.

– Эй, – пихает снова в бок, – ты спать собрался?

– Извини, – бурчу, – прямо сейчас продолжить не получится.

– Нам пора на вечернюю молитву!

Я подумал и поднялся. Дело даже не в показной набожности. Лампа реально все предписания выполняет, хоть сверяй по ней тексты, мы просто непременно обязаны явиться всей семьей.

Во-первых, демонстрация для окружающих. Семья близка и правоверна. Никакая усталость после дороги не помешает явиться на молебен.

Во-вторых, можно не сомневаться, слух о ее приезде уже пошел по городу и на молитву придут все начальники с женами. Прекрасный способ красиво познакомиться и пообщаться. Пренебрегать такими вещами нельзя.

– Папа! – дружно сказали поджидавшие в атриуме детки при моем появлении. – Мы хотим…

– Мы тут посоветовались и решили, – я выдержал паузу, – а что конкретно, вы узнаете после окончания вечерней молитвы.

– Ну, пап! – возмущенно восклицает Копуша.

– Собирайтесь! Живо! Вас это тоже касается! – обратился уже к младшим.

Иногда я забываю, что девочка вовсе не моя. Не наша. Агапия, ее мать, жила у нас в доме уже как свободная. Через пару лет после начала войны за веру порезалась на огороде. Не обратила внимания, тем более вроде нормально заживало, и сгорела в короткий срок. Даже жрицы не помогли. Они не всесильны. Четверть обратившихся вовремя вытаскивают, а срок прошел, уже нет таких возможностей. Так и осталась Анастасия в нашей семье. Вскормившая ее Олимпиада не делала различий с остальными, и после смерти матери мы официально ее удочерили. Вырастет, красоткой будет. Уже сейчас заметно. Помесь мавретанца и потомка румлян с иберийкой, в крови которой намешана местная кровь, греческая и германская дала изумительное сочетание. Смуглая кожа и синие глаза. И это чудо чуть не выбросили как ненужное. Ничуть не жалко ее отца, зарезанного в Кровавую ночь.