Рэйвенскрофт повернулся и сжатыми кулаками с силой ударил по дубовой столешнице. Все, что на ней стояло, подпрыгнуло, словно в комнате произошло небольшое землетрясение.

Лицо отца наполняло Джанет тихим ужасом.

– Почему ты ни во что не ставишь мои желания? Я желаю тебе лишь самого лучшего! Всю твою жизнь мне приходилось быть для тебя и отцом, и матерью. Думаешь, это легко?

Мгновение она, не мигая, смотрела на отца, после чего ответила с такой едкостью, что желчью истекало каждое слово:

– Ну так чья это вина?

– В смысле?

– Что у меня нет матери.

– Джанет, сколько раз мы должны через это проходить?

– Столько, чтобы понять, почему любящий отец не позволяет мне встретиться с моей собственной матерью!

Он ответил мрачным взглядом:

– Я уже говорил: твоя мать нездорова. И встречаться с ней тебе просто нет смысла.

Лицо Джанет исказилось от подавляемых эмоций.

– Ты твердишь мне это с тех пор, как я научилась говорить. Итак, отец, где она?

– Джанет, я…

– Если она еще жива, почему ты не даешь мне ее хотя бы навестить?

– Будем надеяться, в скором времени…

– Отлично. Чертовски здорово! Только твое представление о «скором времени» больше напоминает чертову вечность.

– Хватит! Мне больше нечего сказать тебе о твоей матери.

К удивлению, черты отца прониклись глубокой, задумчивой нежностью. Когда он наконец заговорил снова, голос его охрип от едва сдерживаемых эмоций:

– Джанет, я никогда, никогда бы не допустил, чтобы с тобой тоже случилось что-нибудь подобное. Я бы этого не перенес.

Джон Рэйвенскрофт резко поник, как будто противостояние его истощило. Веки смежились, словно в молитве, возможно, от желания не слышать ожидаемого, хоть и шепотом произнесенного вопроса Джанет:

– Чтобы что-нибудь подобное случилось… со мной?

– Это я так… Не бери в голову.

– Ладно, дорогой папочка. А почему мы никогда не говорим об этом? Вот, глянь! – В качестве свидетельства Джанет протянула обе свои тонкие смуглые руки. – Где ты видишь между нами сходство, а? Разве оно есть?

Отец устало отвернулся.

– Нет-нет, ты глянь! Наверное, это подарок от матери, потому что точно не от тебя, разве не так? Тебе нечего, черт возьми, сказать? Иногда я даже задаюсь вопросом, действительно ли ты мне отец. Ты, наверное, меня удочерил? И теперь тебе так стыдно, что ты даже не можешь сказать, что случилось с моей матерью?

Отец в мучительной попытке сменить тему произнес:

– Расскажи-ка мне лучше об этом твоем молодом человеке.

Но Джанет упрямо насупилась.

Поняв, что ответа от дочери не дождется, Джон Рэйвенскрофт продолжил:

– Значит, есть в этом парне что-то особенное, раз вы встречались уже дважды.

– Это почему? Ты о чем?

– Сама знаешь. Раньше ты никогда со своими молодыми людьми больше раза не виделась.

Пристально глядя в его глубокие карие глаза, Джанет старалась не выказывать на своем лице никаких эмоций. Отец, вроде бы не замечая ее ожесточенной внутренней борьбы, продолжал:

– Все свидания, которые, бывало, устраивал я, или ты сама с кем-то знакомилась на случайных раутах, все это было не более чем разовое, после чего ты неизменно бросала несчастных олухов.

– Может, они просто были тупыми жлобами?

– Прямо-таки все? Неужели никто из них не годится для пары моей дочери?

Джанет сама удивилась своему ответу:

– Ну почему. Том, например.

Отец чутко ухватился за этот куцый обрывок информации:

– Том? Просто Том? И все?

– Томас… Линн. И ты со своей армией громил не посмеешь его прогнать! Ты слышишь меня, отец? Слышишь?

– Разве я хоть раз позволял что-нибудь такое?

Завеса невозмутимости на какое-то время спала с Джанет:

– Это моя жизнь. Моя! Почему ты не даешь мне просто ею жить?

Джон Рэйвенскрофт нахмурился:

– Потому что у тебя в ней вечно путаница. Ты то и дело попадаешь в какой-нибудь переплет.

– Не без того. Я ошибалась, и не раз… Но как я могу чему-то научиться, когда ты всегда ходишь за мной по пятам, сметая мои ошибки в аккуратные кучки, чтобы мне больше никогда не приходилось иметь с ними дело?

– Я всего лишь тебя оберегаю… Нашу семью… Наше имя.

– Да уж, конечно, Рэйвенскрофтам запрещено показывать другим свои ошибки. Хотя меня это совершенно не волнует.

– А должно. Когда-нибудь это поместье станет твоим…

– Мне оно на дух не нужно!

Джон, похоже, был ошеломлен такой решительностью дочери, но та еще не закончила:

– Сколько раз тебе повторять? Я не буду прятаться в этой чертовой темнице ни секунды дольше, чем необходимо!

Ее гнев Джон Рэйвенскрофт парировал вопросом:

– Так когда же я познакомлюсь с этим твоим новым мальчиком?

– Мальчиком? – ощетинилась Джанет. – Знаешь, папа…

– Хорошо, пусть будет «молодой человек».

Тут на нее нахлынул внезапный поток воспоминаний о коротком времени, проведенном с Томом, теплых и одновременно ужасающих; Джанет пришлось быстро сморгнуть слезы – настолько, что, когда она вновь посмотрела на отца, ей было трудно надеть обычную маску едва сдерживаемого гнева.

– Разве я тебе не сказала? Он ушел. И больше мы с ним никогда не увидимся. Так что не надо на нем зацикливаться, ладно? И вообще, я устала и иду спать. Если ты, черт возьми, не против.

– Категорически «за». Иди, а мне надо переговорить кое с кем из друзей и попытаться вывести твое имя из этого нелицеприятного дела. А затем мне предстоит заняться чем-то посерьезнее, чем обычный беспорядок, который ты за собой оставляешь. Потому что на этот раз в центральном морге на скамье лежит один из моих людей. Ну а пока, напоследок, ты можешь пообещать, что больше не выйдешь из этого дома без сопровождения?

Джанет тотчас вспомнила чудовищных зверей и безжалостного мечника, после чего кивнула:

– Могу. Но ты должен держать меня в курсе насчет состояния отца Лотти. Я имею право знать.

Даже кивая в знак согласия, Джон Рэйвенскрофт расчетливо сузил глаза.

– Не забуду.

Не говоря больше ни слова, Джанет вышла из кабинета.

«После сегодняшних событий я даже не уверена, что хочу выходить из комнаты».

* * *

Где-то неподалеку Томас медленно поднялся на ноги, готовясь противостоять плотному кольцу из мрачноватых охранников. Один из них, крупный и грузный – тот, что прервал их с Джанет разговор во внутреннем дворике, – указал на механизм на заднем колесе мотоцикла:

– Мы его заблокировали.

Стоящий рядом мужчина напряг мышцы рук и добавил:

– Ты никуда не уедешь, пока не переговоришь с нами.

Том вздохнул и медленно повернулся, оглядывая каждого из них по очереди.

– Мне что, всю эту ночь отвечать на вопросы всех и каждого?

Первый сказал:

– Что до меня, то у меня вопросов