Тут Джанет впервые заметила покупки, которые набрала в ходе вчерашнего внезапно прерванного похода по магазинам. Сейчас пакеты кучей лежали у задней стены. Джанет неохотно подошла к тому, что теперь казалось бессмысленным проявлением гнева против отца. Однако, когда в первом пакете обнаружился рулон яркого батика на замену унылому бежевому балдахину с кружавчиками, настроение девушки поднялось и даже вызвало на ее губах невольную улыбку.

«Ладно, если придется задержаться в этой распроклятой тюрьме, то можно как минимум придать ей более симпатичный вид. Ну-ка, что я там еще набрала?»

Из одного пакета с толстой подкладкой Джанет извлекла картину, тщательно отобранную вчера в одной из галерей на Бэнк-стрит. Еще одна настойчивая попытка заменить скучную абстракцию, которая, за исключением одного короткого дня, безотлучно висела возле ее кровати. Новая картина была кисти английского художника Брайана Фрауда. На ней была изображена женщина в изысканном средневековом платье и в скрывающей черты маске из листьев. Глубоко посаженные глаза смотрели сквозь маску прямо на зрителя, словно вопрошая о смысле мира, на который она взирает. Прямо за таинственной женщиной холст затмевало кружево из листьев и виноградных лоз, наполненное множеством крошечных эфемерных созданий.

«Мне она по душе не меньше, чем та картина, которую умыкнул отец».

Джанет с радостью вынесла старую абстракцию в коридор и поставила лицом к стенке, как бы заявляя этим о своей новообретенной независимости.

Начавшееся преображение сказывалось благотворно, так что при возвращении в комнату Джанет даже улюлюкнула. А спустя секунду ее благодушие прервалось внезапным движением за окном, от которого сердце тревожно екнуло.

«Блин, еще не хватало!»

В ожидании худшего она оперлась рукой о стекло и глянула вниз, на террасу. Увиденное принесло некоторое облегчение.

«На этот раз хотя бы никаких монстров. Просто отцовская армия выходит на задание».

Под окном полдюжины охранников деловито направлялись к гаражу поместья, откуда вскоре послышался рев автомобилей, выезжающих по подъездной дорожке.

«Наверняка отец ищет Тома.

Если его обнаружат, кто-то может серьезно пострадать… Снова из-за меня. Да сколько же можно! Не хочу, чтобы это повторилось хоть с кем-нибудь!»

Машинально теребя свисающий с шеи кулон, Джанет раздумывала, что же делать.

Через несколько часов суета охраны по поместью утихла, и Джанет осторожно подобралась к двери отцова кабинета: ее забава детских лет, подслушивать отцову ругань, различимую даже через толстую дубовую дверь. Но сейчас детской игрой это уже не казалось.

Джанет озадаченно слушала, как отец безжалостно распекал начальника службы безопасности, оглашая длиннющий и безжалостный список его недостатков. Хотя эти люди обычно работали беспрекословно и добывали сведения буквально с пылу с жару. Однако сейчас, после усердной работы всю ночь и весь день, они не нарыли о Томе ровно ничего.

«Как такое вообще возможно?»

Выслушивая очередную вспышку гнева своего отца, Джанет покачала головой, после чего тихо проскользнула по коридору обратно, в относительную безопасность своей комнаты. Его голос все еще звенел у нее в ушах:

– Если этот Томас Линн способен вот так запросто стереть все данные о своей личности, я тем более хочу, чтобы вы нашли его и доставили в любом состоянии, позволяющем ему отвечать на мои вопросы. Причем как можно скорее! Вы меня слышите, Мак?

Закрыв наконец дверь в свою спальню, она припала к ней головой, погруженная в раздумья.

«Черт! А уж я бы как хотела услышать ответы Тома на эти же чертовы вопросы».

Воспоминания о том, с какой грациозностью Том выписывал пируэты, искусно фехтуя с тем мужчиной во всем кожаном и его созданиями, не давали ей покоя. Но больше всего в мыслях запечатлелась уверенная улыбка, казавшаяся такой родной на его красивом лице.

«Увидимся ли мы с ним когда-нибудь?

Ведь вряд ли мой таинственный мистер Линн когда-либо отыщется, если только сам того не захочет».

14

Дождь хлестал с плотного угрюмого неба, такого бескрайнего, что оно, казалось, поглощало равнину из вереска и раскинутых по ней гранитных валунов. Через вересковую пустошь несся огромный черный конь, невзирая на острые осколки камней и коварные лужи под копытами. Жаркое дыхание скакуна и всадника повисало в холодном предутреннем воздухе белым туманцем. Всадник промок до нитки и был без седла и без узды, держась верхом только за счет колен, крепко вцепившихся во вздымающиеся бока лошади. При этом, не обращая внимания на опасность, он подгонял коня еще пуще.

Перед каждой неширокой полосой асфальта конь приостанавливался и перемахивал ее, ни разу не коснувшись искусственного покрытия. Вдали, в окутанном дождем сумраке, вспышка молнии высветила небольшой круг из стоячих камней, куда они направлялись.

Внутри того кольца непогода более не беспокоила ни скакуна, ни седока. Тем не менее перед самым большим из семи камней конь нервно вздыбился и зафыркал, прядая ушами. Томас соскользнул с его спины. Конь повернул свою мокрую от дождя голову и посмотрел на него в упор, после чего заговорил:

– Куда ты завел нас в эту мутную ночь, друг?

– Туда, куда я должен отправиться.

– Отправиться?

Над мокрой шерстью коня курился пар. Том, поглаживая своему странному спутнику бока, ответил:

– Я должен шагнуть через этот камень и найти ведунью, мамашу Хэйнтер. Мне надо ее о многом расспросить. Я опасаюсь, что поручение, которое она на меня возложила, наносит серьезный вред тем, кого я ищу, и наверняка нанесет еще больший, если я продолжу.

Он оглянулся и задержался взглядом на подернутой хмурым сумраком вересковой пустоши.

– По правде сказать, сердце мое более не рвется обратно в Страну Летних Сумерек.

Конь тряхнул гривой, разбрызгав по сухой земле сеево дождевых капель. Некоторое время он мерно покачивал головой, а затем произнес:

– Томас, эта твоя Королева всегда впадала в раж по мелочам. Повеления она выкрикивала прежде, чем верх в ней брало благоразумие. Держать себя так с подданными весьма неосмотрительно.

Том невесело усмехнулся:

– Бывало такое. Ну а с моей стороны было опрометчиво присягнуть на верность такой особе, как она. Однако тогда я был молод и не ведал того, что знаю сейчас. А стало быть, что сделано, то сделано. Я не могу вот так взять и отречься от данного мною слова.

Если можно сказать, что конь не ржанул, а рассмеялся скорбным смехом, то это не будет преувеличением.

– Ходит молва, что она больше не восседает на своем троне, и даже не хозяйка своему собственному разуму?

Том протянул руку, чтобы вытереть струйку воды, сочащуюся между глаз коня.

– Даже несмотря на это, я благодарен тебе за утро, проведенное в твоей замечательной