Конь, черный, как грозовое небо, топнул копытом. Только подергивание уха выдавало в нем беспокойство от слов Томаса.

Под его взглядом Том подошел к самому крупному из дольменов и медленно протянул руку, чтобы коснуться его. При этом он еще раз посмотрел в сторону города, из которого совсем недавно с таким трудом сбежал. Под варевом туч далекий горизонт окрашивало тусклое зарево Инвернесса. Повернувшись обратно к камню, Том ступил в него, оставив за собой в воздухе невесомо застывшую, сердечно сказанную фразу:

– Джанет, умоляю, прости меня.

Едва Томас исчез в камне, как Пука нырнул прочь, обратно в мир, где по-прежнему бушевали дождь и ветер, среди невзгод и всех этих глупых бренных.

На месте оставался лишь большой камень-дольмен, бессменно стоявший здесь все эти несметные века, молча наблюдая за птицами и зверьми, бренными и фэями, пересекающими эту поросшую вереском бесприютную округу. Здесь он пребывал в терпеливом ожидании конца одних историй или начала других, которые его шероховатая гранитная поверхность выслушивала, как всегда, в полной тишине.

* * *

Внутри этого камня – точнее, по другую его сторону – Томас ступил в мир, совершенно отличный от продуваемой ветрами, исхлестанной дождевыми струями пустоши, которую только что оставил позади.

Безмятежное небо все так же скрывал мягкий сумрак, что извечно освещал Страну Летних Сумерек, но вместо того, чтобы падать на пышный зеленый пейзаж, теперь он отбрасывал свое мягкое сияние на огромную, бескрайнюю равнину мертвой травы.

Томас приостановился, охваченный задумчивостью.

«Как глупо. Я рассчитывал, что встреченное мною там окажется просто мимолетной иллюзией и что, вернувшись, я увижу, как ее земли процветают».

Его плечи напряглись под тяжестью стоявшей перед ним сложнейшей задачи, которую он с радостью принял, толком не задумываясь о последствиях этого выбора. С порывистой быстротой Рыцарь Розы продвигался через окружающую его картину запустения, понимая, что ему необходимо как можно скорее найти ведунью.

Всю дорогу по этому кажущемуся бесконечным полю в его мыслях клубились мрачные воспоминания.

«Помнится, однажды я ехал по этой равнине во главе войска Королевы, и мои доспехи сияли ярче, чем луна над головой.

На самом дальнем краю королевства мы встретили орды гоблинов, что явились опустошить все, что по праву принадлежало моей госпоже.

И разразилась великая битва, и пролилась кровь, но в итоге мы одержали победу.

А когда вернулись, ее город встречал нас знаменами и песнями о воителях, что так славно ей послужили.

Улыбка, коей Королева приветствовала меня, зажгла в моем сердце пламень».

Много позже, когда Томас наконец ступил на широкий каменный проезд, ведущий в город Королевы, его мысли осаждала все та же тревога и путаница. Огромные мраморные арки с некогда величавыми резными дверями, открытыми для любого, кто пожелает разделить восторг от их великолепия, ныне зияли пустыми зевами. Вокруг тут и там возвышались башни города Королевы, обращенные в руины. Нигде не отмечалось признаков хоть какой-либо жизни.

Он шел по давно опустевшим улицам, а его шаги эхом отзывались в тишине, что теперь безраздельно властвовала над некогда благословенным городом.

Поверху, все еще цепляясь за окаймляющие каждую улицу мраморные стены, виднелись увядшие лианы тысяч и тысяч иссохших гирлянд, что давным-давно радовали взор своим цветением. Остановившись, Томас протянул руку, чтобы коснуться одной из них, и в смятении увидел, как та рассыпалась в прах.

«Когда-то ее розы превращали этот город в огромную беседку, переливавшуюся каскадами красок, и наполняли воздух ароматами, подобных которым нет больше нигде».

Уверенно одолев сложное переплетение аллей, рыцарь наконец вошел в тронный зал Королевы. Но там, как и прежде, его приветствовали лишь ломкие листья да разбросанный бурелом. При виде возвышения с пустым потрескавшимся троном Томаса захлестнул каскад воспоминаний.

«Казалось бы, только вчера она привела меня сюда, в свои сияющие чертоги. Сколь теплы были ее объятия, а еще теплее ложе, которое мы делили в нашей страсти!

Тогда я считал, что благословен навеки.

И на какое-то время отбросил все свои мысли о моем настоящем доме и семье. Отчего ж тогда я начал столь страстно желать вырваться из-под ее власти?

Что тому причиной?»

Томас покинул зал и вышел туда, где когда-то находились зеленые кущи, заповедные для всех, кроме Королевы и ее консорта, Рыцаря Розы. Но и там ему предстали лишь смерть и разложение. Охваченный отчаянием, Томас пал на колени и закричал:

– Мамаша Хэйнтер, где ты? Мне нужно с тобой говорить! Сию же минуту!

Но эхо было единственным ответом его страдальческому крику, что чуть всколыхнул завесу безмолвия, окутавшего руины всего, что он, по его воспоминаниям, некогда любил. Но вот по мраморной дорожке послышалась мягкая поступь шагов, и, подняв глаза, Томас вместо блистательной и отчего-то все еще желанной Королевы увидел перед собой знакомую ссохшуюся фигуру с темной, как патина, морщинистой кожей.

– Ведунья, скажи, что мне делать?

Глубоко посаженные глаза старухи смотрели на рыцаря мрачно и пристально.

– Разве ты ожидал, что деяние, которое я тебе поручила, будет легким?

Постепенно Томас освободился от бремени того, что он видел и делал в смертных землях, вкупе с его недавно пробудившимся желанием.

– Я и не думал об этом, когда ты отправляла меня в мир бренных на этот раз. Однако теперь мое сердце жаждет остаться в стране моего рождения… с бренной женщиной по имени Джанет… той самой, что хранит в себе, пусть и не полностью, но частицу Королевы.

Прошлой ночью, после того, как мое упорное молчание вызвало ее столь заслуженный гнев… после того, как она отвергла меня, сказав, чтобы я больше никогда не возвращался, я понял, что именно она, а не Королева теперь является средоточием всех моих мыслей и моего сердца.

Именно опасение, что я причиню Джанет большой вред, если доставлю ее сюда, и заставило меня бежать. Безусловно, мне не будет чести, если такое произойдет, но не будет ее и тогда, если я не сделаю все возможное, чтобы вернуть Королеве присущий ей разум и через это воссоздать Страну Летних Сумерек.

Ведь Джанет состоит из мягкой бренной плоти, и я боюсь, что существа, которые считают это место своим домом, набросятся и станут пировать ее разумом и телом.

Томас еще какое-то время изливал свое сердце иссохшей старухе, а затем смолк. Ведьма пытливо на него поглядела; губы ее тронула тонкая улыбка.

– Ужель Рыцарь Розы не сумеет защитить единственную бренную от любых посягательств на ее жизнь? Меж тем и ее, и тебя все еще поджидает опасность куда более