– Зачем ты притащил ее сюда? – бурчал тот же охранник.

– Я не могу оставлять ее одну, – посидевшие брови второго стражника поползли вверх, а правая рука легла на рукоять маленького кинжала, видневшегося у него из-за куртки.

– Хватит говорить загадками! Объясни толком, почему ты не мог оставить ее одну? Она не замужняя, и ты печешься об ее чести? Но этим должны заниматься родители, а не младший брат!

– У нас с сестрой нет родителей. А Мари была замужем более трех лет. Но потом случилось несчастье. Замок ее мужа сгорел, моя бедная сестричка оглохла и лишилась языка. Ее бросил муж и женился на своей пассии. От горя Мари сошла с ума. Только со мной и с тетей Гненфорт она спокойна. Но если мы оставляем ее, моя сестричка кидается на всех. Однажды от ее когтей умер лесник, который по ошибке забрел в ее скромный домик около речки, – стражники переглянулись, и я увидела в их глазах недоверие. Поверят ли они такому рассказу, или придется придумывать другой план? Но сейчас меня больше мучало даже не спасение Лиана, а возвращение во дворец, ибо солнце уже достигло зенита и если королева узнает, что я без ее разрешения покинула двор, меня ждут большие неприятности. Да и утренние занятия уже начались, на которых я была обязана присутствовать.

– Тогда почему ты не оставил ее с теткой?

– Миссис Гненфорт уехала сегодня на рассвете в отель «Серебряное Яблоко», по каким-то финансовым делам, а вернется только к вечеру, – охранники вновь переглянулись, но на этот раз у них по лицу пробежала тень страха. Оставаться наедине с «сумасшедшей» женщиной им не хотелось.

– Ладно, проходите. Сейчас смена караула, и поэтому внутри никого нет. Вернутся стражники только через полчаса. Постарайся за это время найти медальон сэра Курио, – мы проскользнули вовнутрь башни. Когда за нами закрылась тяжелая дверь, я с облегчением вздохнула. Но найти камеру Лиана в этом лабиринте коридоров будет не так-то просто. Внутри Тауэр был не таким зловещим, как снаружи. Все стены, потолки и полы заливал свет канделябров, которые, на удивление, горели здесь и утром. Но это вполне можно было объяснить тем, что через решеточные окна пробивалось слишком мало солнечных лучей, а без тепла в башни начинало вонять сыростью и веять холодом, который был не желателен для многочисленных замков и задвижек. Я знала, что зимой в этой башне стоят сотни, даже тысячи маленьких ламп, в которые кладут смесь крахмаленых дров и зелени. Камины в крепости не ставили из-за того, что все окна всегда закрыты, и дыму некуда было бы выходить.

Но вся эта розовая дымка развеялась, когда я услышала глубокий, исходящий от самого сердца, вопль какой-то женщины. Я не смогла разобрать слов, ибо она говорила, вернее, кричала, на неизвестном мне языке.

– Что это за крик? – тихо спросила я, с ужасом оглядываясь по сторонам.

– Это голос Тангюль Ханым, – будто разговаривая с самим собой, поведал Паскуаль.

– Тангал Ганым? – с трудом проговорила я непонятное имя.

– Не Тангал Ганым, а Тангюль Ханым. Так зовут заключенную турчанку, мисс. Она, осиротев, приехала в Англию. Освоив торговое ремесло, девушка стала торговать тканями. Однажды она предложила желтый шелк самой королеве. Миледи считала, что это цвет дьявола, и поэтому приказала запереть торговку в темнице, как изменщицу государства. Никто не понимал такой резкости Екатерины, ведь она всегда была добра к своим поданным. Теперь Тангюль отправят обратно в Турцию, но уже как рабыню, – вновь раздался душераздирающий вопль, но уже на ломанном английском. Турчанка будто услышала слова пажа: «Я не рабыня, не рабыня!» – выла она голосом раннего волка.

– Говорят, что она ведьма, умеет гадать по руке, может наложить смертельную порчу, созерцать будущее и так далее. Я не верю в эти сказки, но все же в этой женщине есть что-то особенное, то, чего невозможно найти даже в богатой придворной даме.

– Ты ее видел?

– Да, один раз. Я был здесь вместе с хозяином в тот день, когда Тангюль вели в камеру. Она и тогда кричала, вырывалась. Но даже в разорванном платье и с потрепанными волосами она была краше цветка. Жаль, что теперь ее будут продавать и покупать, как вещь.

– Теперь нам предстоит двойная миссия, – задумчиво проговорила я, склонив голову набок. Паскуаль непонимающе уставился на меня:

– Что вы имеете в виду?

– Было бы неплохо, если бы мы освободили и эту турчанку. Если, как ты говоришь, она красива, то ее ожидает достойное будущее. Она ведь может вернуться в Турцию, только, как свободная женщина. И мы ей в этом поможем. А сейчас идем, первым делом освободим Лиана, а уже потом эту мусульманку, – меня поразили собственные слова. Но я чувствовала, что должна помочь этой женщине, пускай она и была другой веры. Что-то тянуло меня туда, где смыкались коридоры вокруг двери ее камеры. Это было, как сон: непонятно, бесчувственно, но так волнительно и загадочно.

Пока мы взбирались по лестницам, я много передумала и перекрутила в своей голове. Но меня не покидала мысль, что придется расстаться с Лианом. Я спасала его, чтобы обрести, а получилось, чтобы потерять. Он уедет, возможно, возьмет с собой Тангюль, а я буду вынуждена вернуться к той жизни, которая ожидала меня за воротами дворца. Через два дня намечался турнир бал, и я надеялась, что дворцовые хлопоты отвлекут меня от печальной мысли. Но сейчас, с каждым шагов приближаясь все больше к нему, я понимала, что это далеко не так.

И наконец, передо мной показалась массивная, оббитая железными прутьями, дверь с двумя ржавыми замками: – Они охраняют его, как преступника, – с горечью в голосе пролепетала я: – Допустим, мы сумеем открыть замки, но что делать с этими прутьями? Они держат дверь, – Паскуаль шагнул вперед и несколько минут молча рассматривал огромные замки с многочисленными дырочками и выпуклостями.

Мои нервы были натянуты, как струны. Казалось, что время остановилось, и я больше никогда не увижу Лиана. Эта зловещая тишина тяжело давила мне на уши. Все будто замерло, стало бесплодным и серым. Время шло, а мальчишка ничего не говорил. Все же я не выдержала: – Сколько мы так будет стоять?! Скоро придут стражники! Давай быстрей шевели своими мозгами, если они у тебя есть! – вскричала я, но тут осеклась, поняв, что мой крик могут услышать. Паскуаль обернулся, но в его карих глазах я не увидела злости или обиды:

– Не шумите, миледи. Нас могут обнаружить. Подождите немного, я сейчас закончу. До прихода охранников осталось больше пятнадцати минут. Мы успеем, – я стала внимательно смотреть, как паж своими тонкими и проворными пальцами раскручивает что-то внутри замка: – У вас есть шпилька? – я скользнула рукой по своим волосам, но кроме золотой булавки с крохотным изумрудом ничего не обнаружила:

– У меня есть одна. Но она очень дорогая.

– Не время сейчас думать о безделушках, мисс! Давайте шпильку! – голос мальчика стал дрожать, и я поняла, что и его нервы на исходе. Но ведь он и так много для меня сделал: провел меня по подземному выходу, отыскал лодку, придумал историю для стражников, собрался осуществить побег двум заключенным. И все это он сделал и делает, зная, что может попасться под гнев своего хозяина.