И у афганцев на час налета с психикой тоже было все в порядке — они слегка подустали оказывать вялое сопротивление и постреливать в небо, и в количестве тридцати человек сдались на милость победителей. Несколько позже к своим плененным товарищам примкнули еще 211 сарбозов. Заявились они под белым флагом капитуляции, но соблюдая четкий трехшеренговый строй и неумело чеканя шаг — что впечатлило. На этом боевые действия взвода Ахмедова прекратились. Ан нет — промашка. Напоследок два лейтенанта, Ахмедов и Маматкулов, метнули по гранате РГ-42 в сторону блокпоста. Он уже дважды был захвачен, но бросили так, на всякий случай или от нечего делать. Но, точно, метали не на меткость и не на дальность. Одна из них взорвалась, а вторая — нет. То-то было смеху…

Олегу Швецу полковник Колесник, конечно же, «по дружбе» поставил задачу: отбить все, что могло и готово было прийти на подмогу Амину. Начиная с зенитного дивизиона, где он, подполковник Швец, персонально отвечал за успех удержания воинов-афганцев от чрезмерной глупости и непослушания. Лейтенант Абзалимов со своими солдатами подошел к расположению дивизиона и занял позиции. Когда вокруг загрохотало, личный состав дивизиона попытался покинуть казармы: кто в горы хотел ушмыгнуть, кто к орудию податься и как следует «влепить» по живым движущимся наземным целям. На выходе их, мечущихся в панике, отрезвили огнем из автоматов и гранатометов налетчики-АГСники и призвали к порядку. Абзалимов уверял, что специально на поражение огонь не велся — старались стрелять перед солдатами. Тем не менее раненые в дивизионе были — все же чего-то «русские мусульмане» недоучли или не обучены были стрельбе по пяткам.

Другой командир группы, лейтенант Назаров, мог быть в претензии к коллеге Абзалимову: неважно тот организовал отсечение афганцев от казармы. Оказывается, все же прорвались расчеты зенитчиков, надели каски, завертели колесиками орудий. Чем это могло бы окончиться — страшно подумать. Но тут, на счастье, лейтенант Назаров подоспел.

Взглянул (цитата): «Когда мы подъехали к зенитному дивизиону, то увидели, что часть солдат выскочила из расположения и прорвалась к орудиям. Три из девяти были подготовлены к стрельбе, у остальных суетились люди: они уже начали опускать стволы для стрельбы по нам».

Оценил (не цитата): «Хреново, брат, здесь час не терпит: секунда дорога — судьбу решает!»

Смекнул (цитата): «На подъезде к расположению дивизиона одна из моих машин провалилась в ров. Оставшиеся три машины по моему приказу открыли огонь из всех стволов по тем солдатам, которые находились уже у орудий, и прорывались к ним, невзирая на плотный огонь».

Личным примером увлек (цитата): «Я на своей машине прорвался к тому орудию, которое уже было готово к стрельбе, и огнем из пулеметов и гусеницами уничтожил расчет. Часть людей была убита, остальные — рассеяны».

И застолбил успех (цитата): «Мы развернулись так, чтобы никто не смог подойти к орудиям и чтобы никто со стороны дивизиона не смог выдвинуться в сторону „мусбата“. Особых попыток прорваться не было… Когда начало светать, мы вытащили нашу БМП изо рва и утром уже были в полном составе. Накоротке подвел итог ночного боя. Я выпятил одно, чем буду гордиться до старости и смерти, — поклонился своим мальчишкам за то, что они не погибли, сберегли себя для матерей и рода своего. И громко сказал, чтобы слышали все вокруг, чтобы даже в Кремле услыхали: „Потерь в группе нет“.»

В тот вечер немало славного совершил и Олег Ульянович. Его зенитный дивизион не произвел ни одного выстрела, и в плен было взято более трех сотен человек. (Гуляет в молве и такая цифра: дескать, всего было пленено во дворце и «вокруг него» 1700 человек. Очевидцы же утверждают, что это далеко не так.) Когда афганцев разоружили, оружия оказалось с приличную горку. Олег Ульянович отделил от солдат унтер-офицеров и офицеров, посадил их всех на корточки в лощине, где было относительно безопасно. После этого поставил кухню, организовал для них чай, сахар и сухари — продемонстрировал, так сказать, гуманность к поверженному врагу. Хотя надо заявить прямо, что за человеколюбием скрывался холодный практицизм — ублажили, дабы не спровоцировать с их стороны массовое бегство. Иначе, по словам того же подполковника Швеца: «Если бы они объединились и оказали сопротивление, то задавили бы нас голыми руками…»

С личным составом танкового батальона и первым пехотным капитан Кудратов, настроившись на жестокий бой с ними, не знал как поступить в период «активной фазы захвата». Ему «робкая баталия» запомнилась так: «Команда на захват поступила от начальника штаба батальона капитана Ашурова. Бой начался со своеобразной артподготовки: сначала обстреляли из „Шилок“, затем из АГС, потом из всех видов оружия. Моя рота блокировала казарму национальной гвардии, в которой находилось до 500 солдат. Они сидели тихо, как мыши, и ничего не имели против того, чтобы их пленили. Что мы и сделали, никого не повязывая и не запугивая: „Шаг влево, шаг вправо — огонь на поражение“. Таких солдат, лояльных к нам, насчитали больше 250. Остальная половина ушла в горы, и с самыми серьезными намерениями — больше не возвращаться к зениткам. Сужу по тому, что сбежавшие оставили оружие в казармах. Взводный лейтенант Абдуллаев, работавший по танковому батальону, захватил их танки без боя. Может, там кто-то и рыпнулся, но, думаю, сразу охладел в желании дать нам достойный отпор. Затворов не было ни в орудиях, ни в пулеметах — это постарались наши военные советники.»

2-й пехотный батальон доставил немало хлопот командиру 9-й роты Валерию Востротину. В 19.30 рота выдвинулась из расположения. Проходя вдоль дворца, согласно поставленной задаче, экипажи обстреляли окна второго и третьего этажей. Именно обстреляли, а не вели интенсивный огонь. Связано это с тем, что руководители, ставя ротному задачу на поддержку огнем групп КГБ, не учли рельефа местности — на рубеже Тадж-Бека находился земляной вал, который не позволил операторам-наводчикам стрелять по дворцу из пушек (за счет угла возвышения), и все ограничилось применением стрелкового оружия. Построчили со стороны одного борта и поехали дальше воевать. Через несколько минут рота заняла рубеж перед объектом. Развернулась на плацу в цепь, и десантники с ходу открыли огонь из всех стволов по казармам. Наверное, толково получилось — перед фронтом противник подавленно молчал. Но внезапно с тыла ударили длинными очередями — за спиной оставили без внимания штаб батальона. Завязалась перестрелка. И серьезная: был убит ефрейтор Амангельды Калмагомбетов, ранен рядовой Барышников. Пуля попала в гранатомет рядового Володи Савоськина, граната взорвалась — солдат погиб.

Валерий Востротин: «Я приказал своему заместителю подавить огонь из штаба батальона. 1-й взвод развернулся в сторону штаба и открыл по нему огонь. Через некоторое время огонь оттуда стих, и находившиеся там афганцы, во главе с командиром батальона, сдались нам в плен. Командир батальона предложил сходить к батальону и договориться о прекращении огня и сдаче батальона. Я согласился. Доложил Холбаеву. Тот на меня — матом. Пообещал отдать меня под трибунал. Я приказал своему заместителю вернуть командира батальона. Он успел догнать его и вернуть назад… К утру сопротивление стихло. Тех, кто не разбежался, мы взяли в плен и согнали в котлован рядом со штабом батальона. Один взвод переместился к дороге со стороны Дар-уль-Амана».