Сам он тоже поднялся с камня, облачился в свою одежу и, в сопровождении юрьевецкой волчицы, побрел наугад, куда глаза глядят. Альма будто обрела в нем хозяина. Может, чувствовала что-то близкое, родное. Ведь она потеряла своих детей, а он — жену. И никого уже не вернешь. Но собака не фамильярничала, деликатно держалась чуть позади, не лезла со своими песьими повадками на брудершафт. Хотя и хотелось.

Они поднялись на косогор, прошлись вдоль ветхого деревянного заборчика, спустились по крутой улице вниз, а потом вновь начался подъем, едва ли не под прямым углом к небу. «Просто какое-то хождение для мытарей», — подумалось Велемиру. Холмистая местность. И как здесь люди живут? вот так и живут, — ответил он сам себе, — в трудах и тяжбах».

А на вершине пирамидальной горы стояла церковь. С какими-то хозяйственными пристройками. Судя по всему, храм был древний, века семнадцатого. Стены выбеленные, с синевой, купол сияет. А вот тяжелая массивная дверь открывалась плохо, негостеприимно. Не всякой старушке под силу. Путь к Богу непрост.

Велемир сначала даже подумал, что врата заперты. Раз подергал, другой, а на третий все-таки с трудом, но отворил. Перекрестившись, вошел внутрь. Свет чуть падал из верхних оконцев, ни одной свечи не горело, но храм не был пуст. Да это и понятно. Даже если бы никого не было. А тут сразу два человека сидели на скамеечке у правого придела и тихо разговаривали. Солнечный луч как раз лежал у их ног. Один был стар, сед и длиннобород, другой — моложав, модно стрижен и даже молодцеват. Этот и бросил раздраженно в сторону Велемира:

— Закрыто еще! — словно тот вошел в продовольственный магазин за водкой. В неурочное время.

Велемир повернулся, чтобы уйти, поскольку «покупать», после такого приветливого приема, ничего не собирался.

— Да пусть, — остановил его другой голос, мягкий, принадлежавший старику-патриарху. — Пусть помолится.

— Спасибо, батюшка, — поблагодарил его Велемир.

— Батюшка здесь — я! — еще более раздраженно откликнулся модник. Ранний прихожанин явно вызывал у него какую-то неприязнь.

— А я всего лишь мирянин, — улыбнулся старик. Волосы его ниспадали до плеч, были такие же серебристые, как и борода. Оба человека были в цивильной одежде, поэтому сразу и не разберешь. Но молодой никак не походил на священника, наверное, только что из семинарии. И говорил резко, и смотрел косо. Вот и сейчас сердито добавил:

— Службы сегодня не будет. Молитесь поскорее да уходите.

Как будто Велемир где-то перешел ему дорогу, или втайне намеревался занять его место в приходе. Даже прошла охота приложиться к иконам, разглядеть помещенные на стенах образа. Отворить душу после вчерашнего бультерьеро и покаяться. Украсть он сюда пришел, что ли?

— В такой спешке я молиться наотрез отказываюсь, — заявил Велемир.

— Ваше дело, — усмехнулся иерей. — Вам и отвечать.

И опять сказано было грубовато, с нажимом каким-то, дескать, чего тогда приперся-то? Вали отсюда. Но тут в дело вмешался благообразный старичок, действительно очень похожий на ветхозаветного пророка:

— Если бы не пришел и не говорил им, если бы не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха, а теперь и видели, и не имеют извинения, и как убегут от осуждения, как?..

— Чего? — спросили они оба одновременно. Несколько растерявшись.

А старец, вроде бы даже подхихикнув, пояснил:

— Это из Библии. О свободе воли. Господу не нужны послушные заводные игрунки, пусть и любящие его. Любовь не может быть по принуждению. Но почему тогда познание добра и зла, а оно априори греховно, неразрывно связано со свободой воли?

Молодой поп и Велемир молчали, словно нерадивые ученики на уроке пения. Скорее, от неожиданного напора старца, чем от собственной бестолковости. А священнослужитель вообще уж наверняка должен был бы давно привыкнуть к манерам своего «мирянина».

— И что? — еще строже повторил юрьевецкий пророк. — И где теперь эта истинная любовь вместе со свободой воли? Вот и спрашиваю вас: как убежите от осуждения, когда посылают к вам пророков и мудрецов, а вы их гоните из города в город и убиваете в храмах и синагогах, в мечетях и молельных домах, прямо на жертвенниках. О, Иерусалим! — возвысил он голос: — О, тайна беззакония твоя! Отец лжи всюду. И как? И как, спрашиваю я? Отвечать!

Велемир достал из кармана платок, вытер вспотевший лоб (хотя в церкви было довольно прохладно) и тихо спросил у священника:

— Он что, сумасшедший?

— Сам ты это слово, — отозвался тот.

Велемир вновь не понимал: что происходит, где он находится и куда вообще попал? Повторение вчерашней фантасмагории. Только на ином уровне. Молодой поп робко молчит и слушает словесные кривляния этого местного юродивого. А тот наслаждается Словом. Языкастый дедушка. Кто из них тут благочинный? «И зачем мне весь этот «односторонний диспут»? Старик-то даже поболтливее меня будет. Тоже с нейролингвистическими способностями, не иначе», — раздумывал Велемир.

— О, сыновья и дщери земные, порождения ехидны, псы и волчицы поганые, захлебнувшиеся собственной блевотой! Пошто сало жрете? Племя крысиное, слуги бесовские, наложницы сатаны!.. — завыл тут блаженный.

Велемир, не слушая его больше, подумал: «Чего он пургу какую-то гонит?» Старик сейчас нравился ему еще меньше, чем поп, который как-то плотоядно улыбался, словно сосал ириску. Он был слишком уж краснощеким и здоровым, прямо кровь с молоком, бабы таких любят. Наверняка своей попадье изменяет налево и направо. Тот еще кобель в рясе.

А слова приволжского новоявленного расстриги Илиодора летали вокруг них, как тополиный пух, назойливо забиваясь в нос и уши. Когда старчик на минутку прервался, Велемир задал попу давно томивший его вопрос:

— А это не к тебе Ирина приехала?

— Какая еще Ирина? — поморщился иерей.

— Тебе, отец, лучше знать.

— Не ведаю я никакой Ирины.

— Уж будто. А если подумаем? — откуда-то у него вдруг появилась ухватка прожженого следака: — Все уже в городе ведают, а ты — нет. Брось. Зачем запираться? Не надо. И попадья уже в курсе дел. А ты все в несознанке.

— Да я… — начал было оправдываться поп, совершенно обескуражившись, но тут его прервал библейский патриарх, ласково так сообщив:

— Это — ко мне. Ирина то есть. Разрешите представиться: Ферапонтов, директор средней школы. Матвей Яковлевич. По совместительству — учитель истории, русского языка, литературы, физики, географии и математики. Словом, всего на свете. Еще и сплясать могу. Хотите?

— Нет, не хочу!

— А вас как?

— Никак, — зачем-то огрызнулся Велемир, но тотчас поправился, поскольку стал видеть в директоре объект для исследования: — Радомир Велемирович, вот как. Можно и наоборот.

Он вспомнил то, зачем приехал в Юрьевец. Да ведь к этому Ферапонтову же! К этому вот артефакту. К нему и дали рекомендации из Москвы по поводу Праязыка.