Он сложил руки перед собой и закрыл глаза, чтобы произнести короткую молитву. Затем поднялся, захлопнул сумку и быстрым шагом вышел из палаты.

Натанаэль проснулся с ощущением, как будто проспал целый век. Чувствовал он себя превосходно, словно всю ночь провел на мягкой перине. Луч солнца проник в комнату, и в пространстве, заполненном светом, в невидимых потоках воздуха кружили пылинки. Это завораживало.

Натанаэлю всё казалось прекрасным. Жизнь была замечательной. Он будто слышал шум волн, потом где-то зазвучала музыка. Сегодня какой-то праздник? Но вскоре туман рассеялся, и стало понятно, что это совсем не праздник. Снаружи кто-то громко повторял одни и те же слова. Голос был таким пронзительным, что в лазарете дрожали окна. «Кровь помнит всё!»

По металлическим оттенкам в голосе Натанаэль догадался: это воздушный голосомат, звук которого по непонятной причине включили на полную громкость. Натанаэль почувствовал вокруг лихорадочное возбуждение.

– О господи, – прошептал кто-то рядом с его правым ухом.

– Нам нужно сейчас же предупредить директора, – добавил кто-то другой.

Натанаэль с трудом повернул голову и увидел совершенно бледное лицо Валера. Мальчик смотрел в потолок. Его глаза и рот были широко открыты, как если бы он увидел что-то невероятное. Но вот Валеру закрыли лицо простыней, и Натанаэль понял, что тот мертв.

– И еще этот аэростат орет! Я с ума сойду.

Медсестра хлопотала у кровати Валера, зачем-то переставляя вещи на его тумбочке. Она была очень бледна.

– Не понимаю, – шептала она. – Как такое могло случиться?

Натанаэль внезапно понял, что знает ответ. Эта мысль привела его в замешательство. Он помнил всё, что случилось. Альсид Валентин, шприц, кровь Валера, приказ учителя. «Ты должен забыть всё, что видел».

Два года назад к ним в интернат на праздник основания Лариспема приходил гипнотизер. Его сценический псевдоним был Гонзаг Умопомрачительный. Он отрекомендовал себя как ученого, раскрывшего тайны человеческого мозга. На глазах у трехсот пораженных зрителей он ввел нескольких детей в транс. Одни сделались прямыми как доски, другие стали выполнять сложные гимнастические упражнения.

Натанаэль подумал, что его попытались загипнотизировать. Хотя способностей у этого Альсида Валентина явно меньше, чем у Гонзага Умопомрачительного, ведь Натанаэль, кажется, помнил всё. В сознании пронеслись вчерашние события, и сладкое оцепенение, которое владело мальчиком с утра, сменилось тревогой. Он отбросил одеяло, выпрыгнул из кровати. Снаружи голосомат продолжал выкрикивать одну и ту же бессмысленную фразу.

– Эй, юноша! – крикнула медсестра. Но он не отозвался и поспешил к выходу, лавируя между кроватями. У двери его чуть не сбил какой-то мальчишка. Вместо того чтобы извиниться, он схватил Натанаэля за рукав и начал ругать на чём свет стоит.

– Натан! Ну что за болван! Придурок! Бестолочь! Что ты засел в лазарете?

– Жером? Это ты?

Лучший друг смотрел выпученными от ужаса глазами. Можно было подумать, что кто-то вытащил его из кровати, хорошенько встряхнул и бросил на порог лазарета.

– Ты ведь должен был прийти в библиотеку в восемь! Морда-Решетом ждал тебя. Он подумал, что ты сбежал, и теперь ищет повсюду, чтобы шкуру содрать! – вопил Жером.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать: этой ночью умер мальчик, а один сумасшедший учитель ставит опыты на учениках! – быстро проговорил Натанаэль.

– Слушай, Натан, тебе нужно будет привести веский довод в свою защиту, иначе…

– У меня как раз такой! Я ведь только что сказал…

Их резко прервал чей-то голос.

– Вот где ты прятался, Январский…

К ним в сопровождении оруженосцев приближался Морда-Решетом.

Натанаэль выставил руки перед собой.

– Арман, послушай, я могу…

– Да-да, конечно, всё объяснить. Жермен, отведи-ка нашего друга в туалет.

– Стой! – завопил Натанаэль, чувствуя, как руки человека– гориллы с силой опускаются ему на плечи. – Я сделал то, что ты просил!

Арман нахмурил брови и почесал прыщик на подбородке.

– Я ждал тебя в библиотеке час назад.

– Пожалуйста, прости. Мне понадобилось пойти в лазарет, а там дали снотворное. Я только что проснулся. Что происходит снаружи? Вы знаете?

– Это… – начал было отвечать Морда-Решетом, но его прервал оглушительный звук. Пол затрясся, светильники в коридоре закачались. Повсюду слышались крики, мимо пробежала стайка мальчишек. В следующую секунду эхо взрыва рассеялось: голосомат наконец прекратил надрываться. – Айда в библиотеку! – позвал всех Арман.

Там на них никто не обратил внимания. Библиотекари позабыли правила достойного поведения. Взобравшись на стулья и прильнув к окнам, они высматривали, что происходит на улице, не сдерживая удивленных возгласов. Арман прошел к своему любимому столику и потребовал подробного отчета. Натанаэль заверил, что всё прошло безупречно, умолчав о последних изменениях, которые внес в личные дела.

– Результаты будут известны через три недели, в день ярмарки. Тебе же будет лучше, если я наконец смогу выбраться, – заявил Морда-Решетом.

– Надеюсь на это, – ответил Натанаэль, несмело улыбаясь.

– А что до твоего вопроса, Январский, у нас тут с самого утра полный кавардак. Голосоматы несут невесть что, аэростаты Стражи уничтожают их один за другим. Вот почему ты только что слышал взрыв.

За окнами еще что-то грохнуло.

– Ну и ну, – с ужасом и удивлением сказала какая-то библиотекарша, наполовину высунувшись из окна.

– А ничего так обстановочка, да? – произнес Арман, довольно улыбаясь. – Так, наверное, было во времена революции. Баррикады, пожары, бомбежка… Надеюсь, скоро начнется настоящая заварушка, и я наконец покажу, на что способен. А вы, ребята?

Жермен и второй оруженосец – Натанаэль наконец вспомнил, что его звали Рауль – радостно закивали. А вот Жерома, казалось, перспектива совсем не радовала.

– Я маловат ростом, простужаюсь от каждого сквозняка. Если вдруг начнется война, лучше останусь в тылу, – сообщил он.

– А ты, Январский? Никогда не хотел сражаться? Убивать врагов? – поинтересовался Арман.

– Даже не знаю, – начал было Натанаэль. Но, вспомнив комментарии учителей в своем личном деле, тут же поправился: – Думаю, я не хотел бы никого убивать. Я, наверное, пацифист. Ведь если кого-то убить, это уже не исправишь…