Платов мрачнел, слушая сотника. Между тем весть, что рядом неприятель, быстро разнеслась по обоим полкам. Казаки поднялись. Ждали приказов командиров.

– Срочно сообщи Ларионову и пригласи его ко мне, – приказал Платов ординарцу, энергично застегивая мундир и ежась от холода. – И всех командиров полка к моей палатке!

Спустя несколько минут прискакали дозорные и донесли, что неприятель охватывает казачий лагерь с запада, отрезая отход. Следом новость еще неожиданней – татары подступают с севера. С трех сторон пути к отступлению казачьих полков отрезаны. Только с востока неприступен для неприятеля крутой берег реки.

Ларионов и Платов уединились в палатке, оставив офицеров дожидаться распоряжений. Раздумывать было некогда. Платов, глядя в глаза побледневшему приятелю, прямо сказал:

– Ну что, Степан? Прозевали ворога! Обдурил нас Девлетка!

– Без едисанцев он не смог бы обложить. Они ему донесли!

– Будем бой принимать. Обороняться, пока не подойдет Бухвостов. Да и у Мамбета сотни три конницы.

– Может, татар не так много, как показалось твоему сотнику?

– Скоро увидим. А пока давай рыть окопы и вал насыпать, а фуры с зерном и мукой заградой ставить. Навроде – «гуляй-города». И коней не выпрягать, наоборот, окружить ими наши позиции.

– Тогда давай вагенбург[26]сей ставить ближе к берегу. Оттуда они не подступятся. Да вперед выдвигать единорог, чтобы бить картечью. Жаль, что пушка одна, – посетовал Ларионов и, вздохнув, первым вышел к сосредоточенно умолкнувшим офицерам.

Рассвело. И казакам, строящим из телег и фур оборонительный редут, открылись степные дали. И на расстоянии двух вёрст – турецко-татарское воинство, неоглядная стена всадников, пестреющая одеждами и флагами. Они располагались на длинной покатости, с южной стороны. Издалека доносились гортанные возгласы и ржание лошадей. Построение неприятеля тянулось и западнее, на взгорье, подковой охватывая лагеря казаков и едисанцев.

Полки готовились к бою. Казаки, понимая, что смертынька близка, поглядывали на урядников и сотников в надежде: может, знают выход? Те – на есаулов, выполняющих приказы полковников. А Платов и Ларионов? Оба были хладнокровны, в приказах требовательны и точны; чаще, чем обычно, пошучивали. Лица – мужественны и спокойны. Самообладание их, боевой дух передались, как по цепочке, в обратном направлении! И это перед сражением сплотило ратников, соединяло одной, стальной волей…

Наконец, сев на коня, Платов взял подзорную трубу. Долго и пристально озирал окрестность. Тем временем неприятель стал медленно приближаться. Платов опустил диковинное заморское приспособление и кликнул добровольцев-казаков. Одного, рослого, он не знал, а вторым оказался Плёткин, только что вернувшийся от ногайцев.

– Вот что, братцы! – строго обратился полковник. – Сейчас я вышлю вперед небольшой сикурс[27], чтобы отвлечь турок. А вы возьмите самых резвых лошадей, от моего имени, и гоните их на запад, к отряду Бухвостова. Скажите, что здесь… Скажите, что Платов и Ларионов просят подмоги! Правьте по балке, чтобы от стрел укрыться. Доскочите, ребятушки, – нас выручите!

Всю ночь Девлет-Гирей, стоя коленями на мягком коврике, молился, просил Аллаха разгромить неверных. Рядом с ним молился и брат Шабаз-Гирей, полный жажды мести русским за то, что дважды рассеивали его отряды.

Перед зарей хан вышел из шатра, чуть покачиваясь от усталости, но в отличном настроении, с едва приметной улыбкой на губах. Ему подали чистокровного араба, жеребца светло-гнедой масти, отменной стати и выносливости. Конь был объезжен нукерами, но быстро привык к нему, своему хозяину, и повиновался, точно читал мысли.

Великого правителя встретили его командиры, – татарские и ногайские мурзы, горские беи, турецкие офицеры и атаман казаков-некрасовцев, недавно примкнувших к нему. Знать, захотели вновь по родному Дону погулять, душеньки отвести.

– Аллах акбар! – дружно приветствовали Девлет-Гирея его подданные, он ответил и преклонил в знак глубокого уважения голову. Араб испуганно шарахнулся, когда ветром взвило и отнесло от древка шелковое зеленое знамя. Но хозяин удержал его уздой, круто осадил.

Подъехавший на вороном трехлетке брат громко, чтобы услышали и остальные, доложил:

– Великий владыка Крыма, всемогущий хан! Все воины готовы умереть во славу твою и ханства!

– Аллах акбар! – вновь повторили приветствие соратники.

Солнце светило уже в полный накал. Длинные утренние тени ложились влево по крепкой зеленеющей земле. Девлет-Гирей ощутил вдруг сладкий щекочущий комок в горле, остро осознав, что начинает сбываться давняя мечта, волнующая с детства. Он начинает завоевывать мир! И с этой победы над казачьим войском откроет себе дорогу в Россию, в Европу… Вспомнились подвиги Александра Великого, Тамерлана… Аллах воздавал им за храбрость и великодушие. Важней не убить врага, а сломить его волю, поставить на колени…

– Я дам русским шанс, – властно воскликнул Девлет-Гирей, поворачивая голову в сторону военачальников. – У них превратное мнение о нас, якобы безжалостных людях. Выслать парламентеров! Я даю им на размышление полчаса!

Трое всадников с высоко поднятой на пике белой папахой отделились от турецкого войска и пришпорили коней. Из казачьего лагеря их заметили и сообщили полковникам. Навстречу были послан есаул Кравцов и Леонтий Ремезов, понимающий татарскую речь.

Ханские парламентеры придержали коней, старший из них мурза Аслан-Гирей поднял вверх руку, привлекая внимание. Донцы остановились саженях в пяти.

– По велению великого хана Девлет-Гирея, предлагаем вам добровольно сложить оружие. Хану известно, что перед ним казаки, доблестные воины. Он требует полного подчинения и приглашает перейти под его подданство. За это он вас отблагодарит и щедротами, и дальнейшими приобретениями. За ответом мы приедем через полчаса!

– Ответ готов! – выкрикнул Кравцов. – По долгу присяги, данной матушке императрице, мы не принимаем ваши требования. Умрем за веру православную, но знамен своих перед вами, басурманами, не преклоним!

Парламентеры разъехались.

Ремезов горячил коня, припав к его гриве. И недаром! Не успел домчаться до лагеря, как над головой прошумело две стрелы, пущенные вдогонку. Он спешился и передал повод коноводу, который отогнал его в тыл вагенбурга. Все тягловые лошади оставались в упряге, в своих фурах, живым щитом закрывая оборонительный редут с людьми. Все они были стреножены, чтобы в огне боя не разметать укрепления. Казаки, особенно ездовые, старались меньше смотреть на них, обреченных, с вопрошающе печальными глазами…

Дождавшись переговорщиков, Платов, который с согласия сослуживца, Ларионова, взял командование на себя, тотчас выслал передовой отряд, за ним последовали гонцы.