Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я знаю, но видите ли… – Рози заколебалась. – Имеются некоторые обстоятельства… ваша кузина…
– Моя кузина? Бриджит?
– Да. Мисс Пинкертон тревожилась и насчет нее, особенно в последнее время. Она всегда спрашивала меня… По-моему, она за нее тоже боялась.
Люк резко повернулся и некоторое время не отводил глаз от склона хребта. Неопределенное чувство страха внезапно охватило его. Бриджит – там, с этим мерзким типом, у которого такие отвратительные, цвета разлагающейся плоти руки! Бред, полный бред! Эллсворти – просто безобидный дилетант, для него антикварная лавка просто игра.
Рози, словно подслушав мысли Люка, спросила:
– Вам нравится мистер Эллсворти?
– Определенно нет.
– Джоффри… доктору Томасу он тоже не нравится.
– А вам самой?
– Да, мне кажется, он ужасный человек. – Она придвинулась немного ближе. – О нем много сплетничают. Мне говорили, будто Эллсворти со своими друзьями из Лондона – кошмарного вида типами – отправлял на Ведьмином лугу какой-то таинственный ритуал. А Томми Пирс был у них чем-то вроде служки.
– Томми? – переспросил Люк.
– Его вырядили в стихарь и красную рясу.
– Когда это было?
– О, не так давно, по-моему, в марте.
– Похоже, что Томми принимал участие во всем, что только происходило здесь.
– Он был жутко любопытен, – сказала Рози. – Постоянно хотел знать, что и где происходит.
– И под конец узнал чуть больше, чем следовало, – мрачно заключил Люк.
Рози приняла его слова за истину:
– Томми был несносным мальчишкой. Отрывал крылья осам и дразнил собак.
– Пожалуй, о нем вряд ли кто-либо пожалел, верно?
– Вы правы. Хотя для его матери смерть Томми стала страшным ударом.
– Насколько я понял, у нее в утешение осталось еще четверо? Эта женщина очень словоохотлива.
– Я бы сказала, даже слишком.
– Стоило мне купить у нее пачку сигарет, как она выложила мне всю подноготную о жителях Вичвуда.
– Это самый большой недостаток в таком месте, как наше. Все обо всех всё знают, – сокрушенно заметила Рози.
– О нет, – запротестовал Люк.
Рози вопросительно взглянула на собеседника.
– Ни один человек не может знать о другом все до конца, – сказал он многозначительно.
Девушка стала серьезной и немного поежилась.
– Да, – согласилась она. – Вы правы.
– Даже о самых близких и дорогих, – добавил Люк.
– Даже о… – Она запнулась. – Я с вами согласна, но прошу вас, не надо больше говорить такие страшные вещи, мистер Фицвильям.
– Вас это пугает?
Она медленно покачала головой, потом резко встрепенулась:
– Мне пора идти. Если вам нечем станет заняться и у вас будет время, навестите нас. Мама будет рада вас видеть. Ведь вы знакомы с давнишними друзьями моего отца.
Рози повернулась и медленно побрела по дороге. Голова ее была опущена, словно под тяжестью невеселых мыслей.
Люк стоял и смотрел ей вслед. Волна жалости неожиданно нахлынула на него. Ему захотелось уберечь и защитить эту славную девушку.
Но от кого? Задав себе этот вопрос, он рассердился. Да, Рози Хамблби недавно потеряла отца, но у нее есть мать и молодой человек, с которым она помолвлена. И он способен постоять за нее. Так чем же он, Люк Фицвильям, может быть ей полезен?
«Я становлюсь сентиментальным. Во мне проснулся дух мужчины-защитника! Того самого – процветавшего в Викторианскую эпоху, ставшего еще сильнее при Эдуарде и до сих пор подающего признаки жизни, несмотря на жалобы лорда Уитфилда на «суету и суматошность современной жизни»! Как бы там ни было, мне нравится эта девушка. Она слишком хороша для доктора Томаса – холодного и самодовольного типа».
Шагая к хребту Эш, он вспомнил прощальную улыбку доктора на пороге своего дома. Определенно она была насмешливой! И даже самодовольной!
Звук шагов прервал раздраженные мысли Люка. Он увидел мистера Эллсворти, спускавшегося с холма по тропинке и внимательно смотревшего под ноги. Выражение лица антиквара, который улыбался каким-то своим мыслям, не понравилось Люку. Эллсворти не просто шел, он пританцовывал, словно в голове у него звучала бравурная музыка. Его губы скривились в самодовольной ухмылке, лукавой и неприятной.
Люк остановился, и Эллсворти едва не налетел на него, остановившись буквально в последний момент. Бегающие, недобрые глазки уставились на Люка, которого он узнал лишь несколько секунд спустя. Потом – если только Люку это не причудилось – лицо антиквара преобразилось. Если минуту назад он походил на пританцовывавшего злого сатира, то теперь перед ним стоял манерный, самодовольный молодой человек.
– О, мистер Фицвильям! Доброе утро.
– Доброе утро, – отозвался Люк. – Любуетесь красотами природы?
Длинные бледные руки Эллсворти взметнулись.
– О нет, нет, – возразил он. – Господи помилуй. Терпеть не могу природу. Это просто грубая, лишенная всякого воображения крестьянка! Я всегда полагал, что нельзя полностью наслаждаться жизнью, пока не поставишь природу на место.
– И как вы намерены это сделать?
– О, есть способы! – заявил Эллсворти. – В таком чудном провинциальном местечке, как это, найдутся и более изысканные развлечения – нужно только обладать фантазией. Я доволен жизнью, мистер Фицвильям.
– Я тоже, – обронил Люк.
– Mens sana in corpore sano, – вежливо-иронически изрек Эллсворти. – Уверен, к вам это относится в полной мере.
– Далеко не всегда, – возразил Люк.
– Мой дорогой друг, быть разумным человеком – невероятно скучно. Для человека с некоторыми отклонениями и завихрениями жизнь открывается в новом свете, под совершенно неожиданным углом…
– Косым взглядом прокаженного, – заметил Люк.
– О, превосходно, просто превосходно! Весьма остроумно! Знаете, в этом что-то есть. Весьма любопытная точка зрения. Но не стану вас больше задерживать. У всех нас свои дела. Привычку трудиться внушили нам еще со школьной скамьи!
– Да. – Поклонившись, Люк пошел дальше.
«Кажется, у меня разыгралось воображение, – подумал он. – Этот парень просто кичливый осел – и ничего более».
Но какое-то непонятное беспокойство заставило его ускорить шаги. Эта странная, самодовольная ухмылка на лице Эллсворти… Или Люку лишь показалось? А та перемена в настроении, произошедшая с ним при виде Люка? Как это понимать?
И со все нарастающей тревогой он подумал: «Где Бриджит? Все ли с ней в порядке? Ведь они шли вдвоем, а возвращался он один».