себя обязанным реализовать все намеченное Рузвельтом, следуя его подходу — не отказываться от достижения своей цели, пока имелся шанс на успех. И, как и Рузвельта, его тревожила мысль, что может произойти, если Соединенные Штаты и Советский Союз станут врагами.

Он отказывался разделять мрачный пессимизм Черчилля в отношении советских намерений. Также были настроены ближайшие советники Рузвельта — Хопкинс, Маршалл, Стимсон и Бирнс. Однако были и те, кто открыто выказывал свое раздражение советскими интригами. И среди них — члены американской дипломатической и военной миссий в Москве, возглавляемые Гарриманом и генералом Дином. Они чувствовали, что советские правители, находясь в упоении от своей победы и неограниченной власти, забыли о дружбе с американцами, начали с презрением смотреть на наш образ жизни и наши идеалы и намеревались заставить Восточную Европу и Азию следовать в русле своей политики. Эти официальные деятели знали из своего ежедневного опыта общения с советскими представителями о том множестве накопившихся серьезных проблем, которые будут мешать взаимоотношениям американцев с советским правительством.

В Государственном департаменте мнения об этом разделились. Госсекретарь Стеттиниус, который считал необходимым создание международной организации по безопасности, избегал делать какие-либо выводы, которые привели бы к обострению отношений с советским правительством. В окружении его заместителя Грю были те, кто поддерживал Стеттиниуса, и те, кто верил в то, что судьбы войны и мира решаются в Москве и Вашингтоне, а не в Сан-Франциско. Наиболее подавленно чувствовали себя те сотрудники администрации, которые были обеспокоены отношением Советского Союза к Польше и малым государствам Центральной и Юго-Восточной Европы.

На мнение членов Объединенного комитета начальников штабов влияло участие России в войне на Тихом океане, желание спасти жизни американских солдат. Военный министр Стимсон был горячим сторонником комитета, вот почему он не выражал открыто своего недовольства русской коммунистической системой. В отличие от него Дж. Форрестол, министр военно-морских сил США, к этому времени пришел к выводу, что Советский Союз непременно превратится во врага.

Все эти различные подходы побудили политиков пересмотреть отношения Запада с Советским Союзом. Однако невозможно было предпринимать какие-либо действия, пока не было принято решение — реализовывать или нет секретное соглашение по Дальнему Востоку, которое обсуждалось еще в Ялте.

Премьер-министр Китая и глава китайской делегации на конференции в Сан-Франциско Сун Цзывэнь искал случая для встречи с госсекретарем и президентом США, чтобы обсудить с ними, как следует выстраивать взаимоотношения Китая и Советского Союза. Должен ли был в таком случае президент сообщить ему о наличии тайного ялтинского соглашения? А если да, то была ли необходимость привлекать к его обсуждению и Чан Кайши? Стоило ли американской стороне ставить в известность Сталина о своем намерении внести в текст соглашения некоторые изменения? Если нет, то имелась ли необходимость заручиться поддержкой Сталина, прежде чем добиваться согласия Китая? Случай произвольного толкования советским руководством соглашения в отношении Польши свидетельствовал о том, что следовало быть крайне осмотрительным.

12 мая Государственный департамент представил свои окончательные предложения в письме, адресованном военному министерству и Военно-морскому министерству США. Госдеп заявил, что прежде, чем начать выполнять американскую часть ялтинского соглашения, необходимо получить ряд гарантий от советского руководства. США должны обратиться с просьбой к Советскому Союзу, чтобы он использовал все свое влияние на китайских коммунистов в деле объединения Китая под властью Чан Кайши. И только после этого можно предложить ему сотрудничать в реализации соглашения. США также следует просить русских, чтобы они безоговорочно поддержали Каирскую декларацию и обещали вернуть Маньчжурию в юрисдикцию Китая. И в заключение было сказано, что прежде, чем США дадут окончательное согласие на аннексию Советским Союзом Курильских островов, что предусматривало ялтинское соглашение, было бы желательным, чтобы советское правительство предоставило особые права на владение землей на некоторых островах в целях развития там торговли.

Из всех политиков, выразивших свое неодобрение этим предложениям, особенно выделялся военный министр Стимсон, который осознавал всю глубину своей ответственности. Его, председателя Временного комитета, занятого вопросами производства и использования атомной бомбы, его научные советники недавно поставили в известность, что разработка нового оружия будет вскоре закончена. Но Стимсон полагал, что не ранее, чем пройдут его испытания, можно дать окончательный ответ на вопросы Грю. В своем дневнике он писал, что испытания, вероятно, состоятся «еще до заключения перемирия [с Японией], и прольется еще много крови». Он утверждал, что в случае обладания этим удивительным оружием США обеспечат себе более сильную позицию в возможном столкновении с Россией из-за советских претензий на Дальнем Востоке. «Тогда у нас будет на руках козырная карта». Об этом он писал в своем дневнике 14 мая. Он был убежден, что «мы должны восстановить наше лидерство, которое уступили русским». S-1 — это королевский стрит-флеш на руках у американцев, и они должны им правильно распорядиться. Советский Союз не сможет восстановить свою экономическую мощь без помощи США, к тому же они будут обладателями уникального оружия. Америка не должна ввязываться в бесконечные споры, показывая тем самым свою слабость; пусть ее дела говорят сами за себя.

Было бы правильным шагом, полагал он, если бы Гарриман отсрочил свое возвращение в Москву, пока ситуация не прояснится окончательно. Он хотел, чтобы президент Трумэн отложил свою встречу с Черчиллем и Сталиным. Он сомневался в том, что Советский Союз сможет угрожать жизненным интересам США, и предлагал придерживаться дружественной политики во взаимоотношениях с ним, независимо от наличия атомного оружия. Поэтому он не был склонен выходить из договоренностей с русскими, касалось ли это Германии или Дальнего Востока.

Маршалл и Макклой были согласны со Стимсоном, что было необходимо поддерживать баланс во взаимоотношениях с Россией. У Форрестола был более воинственный подход. Об их расхождениях говорят ответы в их письмах, направленных Грю 21 мая. Если убрать всю словесную шелуху, то можно сделать три основных вывода. Во-первых, Советский Союз имеет достаточную военную силу, чтобы получить все, что ему было обещано в Ялте, вне зависимости от того, последует на это одобрение или нет. Возможно, за исключением Курильских островов; но любая попытка США высадиться на них будет стоить жизни американцев и скажется на других наших планах. Во-вторых, по чисто военным причинам нет необходимости в пересмотре секретного ялтинского соглашения со Сталиным, пока не будет достигнуто более ясного понимания вопроса. И в-третьих, было бы желательным добиться того, что Советский Союз ранее обещал Госдепартаменту.

В результате сложных переговоров в американском правительстве удалось прийти к компромиссному решению. Американское правительство не будет выходить из соглашений, заключенных с Советским Союзом. Но прежде чем приступить к их выполнению, Соединенные Штаты