постараются убедиться в истинности советских намерений, в том, поддерживает ли Сталин те основополагающие принципы, которые помогут урегулировать проблемы как в Европе, так и на Дальнем Востоке. С этой целью президент направил Гарри Хопкинса в Москву с трудной специальной миссией.

Глава 13

Пролог миссии Хопкинса в Москве

Была и другая причина. Трумэну, пытавшемуся выяснить для себя, как и почему возникают разногласия между Соединенными Штатами и Советским Союзом и насколько они серьезны, не раз намекали о необходимости его личной встречи со Сталиным и Черчиллем.

За несколько часов до капитуляции в Реймсе Черчилль, памятуя о последнем послании Сталина, касавшегося вопроса о Польше, отправил радиограмму Трумэну. В ней говорилось о том, что решать все актуальные вопросы посредством корреспонденции было уже невозможно и нужно как можно быстрее организовать встречу глав трех держав. 9 мая Трумэн ответил, что такая встреча была бы желательной и он хотел бы просить о ней Сталина. Возможно, премьер-министр знает, как этого добиться. Сталин, добавил он, уже не может привести убедительную причину, почему бы ему к нам не приехать.

В других последующих посланиях премьер-министр вновь возвращался к необходимости встречи со Сталиным в каком-либо городе в Германии. Он писал, что время на стороне Сталина и по мере того, как «он усиливается, мы теряем решимость». Черчилль также подчеркивал, что если Соединенные Штаты и Великобритания продолжат выводить свои войска из Европы, то шансы убедить Сталина пойти навстречу желаниям союзникам будут с каждым днем таять.

Но Трумэн не был намерен торопиться со встречей. Его занимали вопросы внутренней политики: вскоре в конгрессе должно было состояться представление бюджета. Ему было необходимо время для уяснения всех вопросов повестки будущей встречи. Он хотел дождаться итоговых результатов конференции в Сан-Франциско. Трумэн намеревался также назначить нового госсекретаря Бирнса вместо Стеттиниуса, как только будет завершена конференция. И хотя об этом нигде не говорилось, весьма вероятно, что Трумэн желал отложить встречу в верхах, потому что он, как и Стимсон, полагал, что решения будут приняты быстрее, когда станет известно о наличии атомного оружия у Соединенных Штатов.

Кроме того, президенту пытались объяснить причину спешки Черчилля. Находившиеся в окружении президента Лихи, Дэйвис и Маршалл уверили его в том, что премьер-министр был чаще озабочен британскими интересами, чем достижением мировой гармонии. Он сомневался в том, что отношения союзников с советскими правителями наладятся, если американцы первыми начнут с ними переговоры. Трумэн уклонился от дружественного приглашения Черчилля посетить вначале Англию; предполагалось, что после намеченного визита они могут вдвоем отправиться в Германию. В своем ответе, написанном в таком стиле, словно его рукой водил сам Рузвельт, он выразил свое мнение такими словами: «Если эта встреча состоится, то мне кажется, что во избежание обвинений нас в „сговоре“ было бы полезно для нас обоих проследовать к месту встречи по отдельности».

Таковы были факторы, вынудившие Трумэна взять небольшую паузу перед встречей с двумя, наряду с ним, великими личностями. Таков был план — подождать до июля, а затем переговорить со Сталиным один на один, прежде чем начать работу трехсторонней конференции.

Но двухмесячная отсрочка ничего не дала. Каждое изменение в политической и военной обстановке внезапно могло обернуться для американского правительства в худшую или лучшую сторону, и потому больше было невозможно откладывать принятие жизненно важных решений. Трумэн старался получить максимум полезной последней информации о советских намерениях; он полагал, что стоило попробовать убедить советское руководство в разумности наших предложений.

Ни один американец, за исключением Рузвельта, не сделал столько полезного для Советского Союза во время войны, как Хопкинс. Вероятно, Сталин и его коллеги по достоинству оценили его вклад и были убеждены в его искренней расположенности к их стране. Так что выбор его кандидатуры для участия в специальной миссии был вполне объяснимым, несмотря на его нездоровье. 19 мая после возвращения Гарримана из Сан-Франциско Сталину был послан запрос, готов ли он принять миссию Хопкинса. Ответ был быстрым и положительным.

Государственный департамент во главе с Грю отчасти испытывал опасения, что Хопкинс будет склонен благоволить интересам русских. Президент предусмотрительно предложил Хопкинсу, до того как он уедет, обсудить вместе с Госдепартаментом все последние события в России и дать им оценку.

Трумэн не искал поддержки Черчилля в деле миссии. Не считал он и полезным, чтобы советник премьер-министра присоединился к Хопкинсу для ведения переговоров со Сталиным, которые свидетельствовали бы о единой линии в политике. Однако перед отлетом Хопкинса президент сообщил премьер-министру о начале миссии. Он также попросил Гарримана, к которому Черчилль относился с большой симпатией, сделать остановку в Лондоне на пути в Москву и объяснить премьер-министру цель командировки Хопкинса. Гарриман прибыл в Лондон 22 мая. Во время обеда вечером в тот же день он сделал все от него зависящее, чтобы убедить премьер-министра, что, если Хопкинс удачно завершит свою миссию, британские интересы будут соблюдены в такой же мере, как и американские. Премьер-министр не высказал открыто свое недовольство американской инициативой. Но, как выяснилось позже, он был огорчен тем, что к британским взглядам и интересам не было проявлено должного внимания, а возможно, и к его личному мнению. Он выразил свои чувства в сдержанной форме только после того, как миссия была завершена. А тем временем он пережил еще один неприятный момент, когда Джозеф Э. Дэвис, бывший американский посол в России, чрезмерно расхваливал в разговоре с ним эту страну. Трумэн расценивал миссию Дэвиса в Лондон, вероятно, как параллельный шаг в подготовке встречи в верхах трех глав правительств.

Прежде чем нам последовать за Хопкинсом с его драматической миссией в Москву, а за Дэвисом в Лондон, необходимо в панораме событий мая рассмотреть самое важное из них, которое обсуждало все американское общество, — конференцию в Сан-Франциско. Конференция была созвана для создания постоянной международной организации, получившей название ООН, которая была призвана поддерживать мир совместными усилиями стран-участниц. Большинство американских государственных деятелей вместе с американским народом были едины во мнении, что это событие имеет гораздо большее значение, чем дискуссии о послевоенных границах в Европе и о судьбе малых европейских государств. История делалась здесь, рождалась новая форма международной ассоциации, основанная на принципах справедливости и гуманизма, которой было предначертано стать хранительницей мира.

Вклад Советского Союза в создание международной организации был значительным. В напряженные недели после капитуляции Германии американское правительство старалось воздерживаться от действий или принятия заявлений, которые могли бы помешать участию Советского Союза в этой конференции. Группа опытных советских дипломатов во главе с Молотовым принимала активное