Глаза Милы торжествующе засверкали, словно изумруды.

— Мне необходимо сделать одну работу при низком приливе, но это по пути в Уорду, поэтому… В восемь?

— Эта работа с чем-то слизистым, водянистым? — забеспокоился он.

— Может быть. — Она засмеялась. — Это связано с рифом.

Ну разумеется.

— Чем это грозит мне? Я сильно вымокну?

— Вы? Совсем не вымокнете. А я — да, но все зависит от прилива.

— Тогда согласен. — Он с радостью воспользуется последней возможностью увидеть Милу в привычной для нее естественной среде. Прежде чем расскажет ей правду до конца. И сделает ей подарок — покажет Уорду до того, как лишит их обоих счастливой мечты.

— В таком случае в восемь.

Ее глаза светились радостью, и Рич позволил себе окунуться в эту радость на несколько минут. Он знал, что откладывает неизбежное. Но что он приобретет, если расскажет ей все сейчас, а не завтра?

— Мне надо вернуться на «Портус», — сказал он и сунул руку в карман за телефоном. — Хочу хорошенько выспаться, если завтра собираюсь свалиться на головы своих подчиненных.

— Я отвезу вас на пристань. — Она подошла к двери и сняла с крючка ключи.

Пристань находилась всего в нескольких минутах езды, так что неудивительно, что Дамо там не было, хотя Мила отчетливо видела «Портус» недалеко за рифом. Неужели кружил всю ночь, словно слуга, поджидавший хозяина?

— Он скоро будет, — сказал Рич, когда луч прожектора проложил дорожку по темной воде.

— Как вам обед? — спросил Рич после длительного молчания и придвинулся к Миле.

Она совершенно забыла о том, что вечером они что-то ели. Все, что задержалось в памяти, — это взгляды, прикосновения. И душ.

— Очень понравился, — ответила она. — Я всегда рада, когда не приходится идти в людное место.

— Спасибо, что позволили мне тоже принять участие в операции «Мальки». Это действительно потрясающее зрелище.

Она засмеялась на его официальное заявление, но смех у нее прозвучал чувственно-гортанно.

— Я просто вынудила вас.

Ровно так же, как напросилась поехать с ним завтра в Уорду.

— Тогда я рад, что все так произошло.

С воды налетел ветерок, и Мила поежилась — она в легкой футболке и спортивных штанах, которые нацепила после горячего душа. Кожу, покрытую пупырышками, покалывало, но приятно, а за спиной словно затрепетали крылья. Она потерла себя руками, и Рич тут же заявил:

— Езжайте домой. Вам холодно.

— Нет…

Ей не хотелось уходить. Она не готова уйти от этого человека, который, как выяснилось, стоит за всем, что ей дорого. Если он попросит ее вернуться на «Портус» и провести там ночь, она скажет «да».

— Мне не холодно.

Большие ладони легли ей на плечи и согрели. Немедленно к трепещущимся крыльям присоединились арфы.

Рич повернулся и оказался у нее за спиной. Он тер ей руки и плечи, она чувствовала тепло его крепкой груди под свитером. Он превратился для нее из клиента в знакомого, а из знакомого в друга, когда она согласилась пообедать с ним. Но когда же они стали такими друзьями, что он ее согревает? Может, когда они стояли близко-близко на берегу этим вечером? Или когда вместе восхищались великолепием коралловых мальков? Или тот полупоцелуй их настолько сблизил?

Да не все ли равно? Ощущение его рук, его тела… Это блаженство, которого она уж не чаяла испытать.

Мила поняла, что зажмурилась, лишь когда прожектор с приближающейся лодки осветил ей лицо. Рич отодвинулся, и… арфы умолкли.

— В восемь, здесь, — сказал он ровным, спокойным тоном. И вдруг его крупная фигура закрыла луну — он нагнулся и поцеловал ее в щеку. Дыхание горячей лаской коснулось уха, а мурашки опять побежали по коже. — Крепкого сна.

«Ух…» Если бы.

Мила не успела ничего ответить, как он уже ушел. Ей не хватало тепла его рук и нежности губ. Рич спустился на блестевший под луной пирс. Она стояла и смотрела, как он уходит от нее, смотрела на узкие бедра в облегающих джинсах. Это слишком болезненно. Она отвернулась и пошла к своему грузовичку.

Вдруг услышала скрип гравия — звук не от ее шагов.

— Мила…

Она повернулась и уткнулась прямо в него. Он снова наклонился, на этот раз поцелуй пришелся на ее губы и очень долго не заканчивался. Голова у нее пошла кругом, новые ощущения охватили ее. Неожиданность породила ожидания, отчего появился вкус лимона, потом сменился на вкус конфет, а это уже притяжение. Где-то в уголке сознания стучал вопрос: как долго продлится его поцелуй? Ее сокрушали волны, волны его поцелуя. Все происходило под аккомпанемент арф и потрескивание поленьев в невидимом камине. Жар губ Рича на ее губах вызвал запах дубового мха.

Желание смешалось с удивлением от появления Рича.

— Мне следовало это сделать давно, много часов назад, — прерывисто дыша, произнес он. — Я хотел это сделать тогда… после коралловых мальков.

— Почему же не сделали? — С опозданием Мила поняла, что, вероятно, от нее требуется запротестовать, сказать что-нибудь остроумное или изобразить пресыщенность взрослой женщины. Но все, чего она хотела, — это спросить, почему они не провели весь вечер в поцелуях.

— Я хотел, чтобы вы узнали обо мне. О том, кто я. Чтобы у вас был выбор.

О боже! Разве целовать его — это не выбор? Она представляла его поцелуй не один день. О каком выборе он говорит?!

— Мне нравится, что вы такой, какой есть, — прошептала она. — Спасибо, что рассказали.

К тому же она не тот человек, кто мог осудить кого-нибудь за секреты.

Рич снова наклонил голову, и наступили бесценные минуты, когда играют арфы, а огонь трещит.

— Значит, завтра. — Он выпрямился и отошел от нее. Потом сбежал по пирсу к поджидавшей лодке с «Портуса».

Мила без сил привалилась к открытой дверце автомобиля и смотрела ему вслед. Когда его уже не было видно, она все равно не отрывала глаз от черной поверхности океана, пока лодка тенью не отпечаталась на борту залитого светом катамарана. Невозможно на таком расстоянии разглядеть Рича, поднимающегося наверх, но она все равно это видела. Видела, как он устало опускается на дорогой диван среди хромированной стали и стекла, как проверяет звонки в телефоне или берет в руку книгу, или вытягивается на той широченной кровати и смотрит на ночное небо в панорамные окна. Но легче представить его сидящим за рабочим столом за лэптопом.

Вот такой он. И такая его среда.

Китовая акула, к примеру, не меняет среды обитания.

Но… может, хоть одна в состоянии поменять.

Мила осторожно отделила ножом из выступающей над водой поверхности рифа одну-единственную раковину, стараясь не задеть остальных. Затем проделала то же самое с другой кучкой. По пути в эту отдаленную бухту она рассказала Ричу, что Департамент охраны природы требует брать каждый месяц по пять устриц для проверки их состояния, чтобы уберечь от болезни, которая наносит вред популяции на восточном побережье страны.