Наслаждаясь покоем и тишиной в машине, я съездил в универмаг «Хортен», купил шампанское, теннисные носки и две аудиокассеты для своего отчета, который сегодня вечером собирался надиктовать на пленку.

Мы с Бабс приехали минут за десять до начала игры. Ни зеленого, ни серебристого кабриолета еще не было. Меня это вполне устраивало. В свой теннисный костюм я облачился еще дома, шампанское я попросил поставить в холодильник. Мы уселись на верхней ступеньке лестницы, ведущей от террасы теннисного клуба к кортам. Отсюда нам хорошо была видна автостоянка.

— Ты волнуешься? — спросила Бабс. По дороге сюда она не проявила интереса к этой истории и сейчас спросила скорее из вежливого участия.

— Да. Мне, наверное, пора уже бросать работу. Раньше было как-то легче. Вот этот случай, например, неприятен тем, что главный подозреваемый, некий Мишке, мне очень даже симпатичен. Сейчас ты с ним познакомишься. Я думаю, он тебе понравится.

— А секретарша?

Может, она чувствовала, что фрау Бухендорфф в этом деле не просто статист?

— Она тоже очень приятная.

Мы с Бабс выбрали неудачное место: те, кто играл до пяти, теперь поднимались на террасу, а игроки следующей смены выходили из раздевалок и спускались мимо нас по лестнице.

— Твой подозреваемый ездит на зеленом кабриолете?

Теперь и я увидел, что подъехали Мишке и фрау Бухендорфф. Он выскочил из машины, торопливо обошел ее и с глубоким поклоном открыл ей дверцу. Она смеясь вышла и поцеловала его. Красивая, окрыленная, счастливая пара.

Фрау Бухендорфф заметила нас, когда они подошли к лестнице. Она помахала нам правой рукой и ткнула левой Мишке в бок. Тот тоже поднял руку в знак приветствия. В ту же секунду он узнал меня, рука его замерла в воздухе, лицо застыло. На какое-то мгновение Земля перестала вертеться, теннисные шары повисли в воздухе, как заколдованные, и звуки исчезли.

Потом все вновь ожило. Они поднялись к нам. Фрау Бухендорфф сказала:

— Мой друг Петер Мишке, а это господин Зельб, о котором я тебе говорила.

Я произнес обычные для таких случаев формулы вежливости.

Мишке поздоровался со мной так, как будто мы виделись впервые. Он превосходно играл свою роль, безошибочно выбирая жесты, улыбки, слова. Но это была отрицательная роль, и мне было почти жаль, что он играет ее с таким блестящим мастерством. Мне почти хотелось, чтобы он вместо этого выбрал правильное решение: «Господин Зельб? Господин Зельк? Человек с несколькими лицами?»

Мы отправились к дежурному по стадиону. Площадка № 8 была зарезервирована на имя Бухендорфф. Дежурный сообщил нам это холодным тоном с недовольным видом; он как раз препирался с какой-то пожилой супружеской парой, которая утверждала, что у них заранее было заказано время.

— Посмотрите сами — все площадки заняты, вашей фамилии в списке нет! — Он повернул монитор компьютера так, чтобы они тоже могли видеть.

— Ничего не знаю! — возмущенно воскликнул мужчина. — Я заказал время неделю назад.

Его жена уже смирилась с неудачей.

— Да ладно, Курт, это бесполезно! Ты, наверное, опять что-то перепутал.

Мы с Мишке переглянулись. Он сделал равнодушное лицо, но глаза его говорили, что он проиграл.

Этот матч я не забуду никогда. Мы с Мишке словно старались наверстать упущенное, компенсировать недостающий элемент открытой борьбы. Я играл с полной отдачей сил, но мы с Бабс все же потерпели сокрушительное поражение.

Фрау Бухендорфф сияла от радости.

— У меня для вас утешительный приз, господин Зельб. Как насчет бутылки шампанского на террасе?

Она единственная из нас совершенно непосредственно наслаждалась игрой и откровенно восхищалась своим партнером и противниками.

— Я тебя просто не узнаю, Петер! Ты сегодня, похоже, в прекрасном настроении?

Мишке старательно изображал искрящееся веселье. За шампанским мы с ним мало разговаривали. Разговор поддерживали женщины. Бабс сказала:

— Какой же это парный турнир! Если бы я была лет на двадцать моложе, я бы подумала, что мужчины сражаются за меня. А так получается, что это вы вдохновили их на спортивные подвиги, фрау Бухендорфф.

И они заговорили о возрасте и о молодости, о мужчинах и о любовниках, и фрау Бухендорфф, произнося какую-нибудь фривольность, каждый раз чмокала молчаливого Мишке в щеку.

В раздевалке мы с Мишке были одни.

— И что теперь будет? — спросил он.

— Я представлю руководству РХЗ свой отчет, а что они будут предпринимать, я не знаю.

— А вы можете не упоминать в своем отчете Юдит?

— Это не так-то просто. Она ведь в определенном смысле была живцом. Без нее мне будет трудно объяснить, как я вас вычислил.

— А вам обязательно объяснять, как вы меня вычислили? Может, будет достаточно моего признания, что это я взломал систему MBI?

Я задумался. У меня не было оснований опасаться, что он собирается обмануть меня. Главное — я не видел способа, как он мог меня обмануть.

— Я попробую. Только уж, пожалуйста, без фокусов! Иначе мне придется дополнить свой отчет задним числом.

Женщины ждали нас на стоянке. Неужели я вижу фрау Бухендорфф в последний раз? При этой мысли у меня защемило в груди.

— Ну что, до скорого? — сказала она на прощание. — Кстати, как продвигается ваше расследование?

Мой отчет Кортену получился коротким. И все же мне понадобилось пять часов времени и две бутылки каберне-совиньон, прежде чем я около полуночи закончил свой «диктант». Вся история расследования еще раз прошла перед моими глазами, и мне действительно было непросто оставить фрау Бухендорфф за рамками повествования.

Я описал связь РХЗ — РВЦ как открытый фланг системы MBI, с которого в информационную систему РХЗ могли проникнуть не только сотрудники РВЦ, но и другие подключенные к нему предприятия. У Мишке я позаимствовал характеристику РВЦ как «орудия промышленного шпионажа». Я порекомендовал перевести протоколирование данных о выбросах в автономный режим, отключив его от центральной системы.

Потом я в откорректированной форме изложил ход расследования — от своих разговоров и розыскных мероприятий на заводе до вымышленного психологического поединка с Мишке, во время которого он сознался в совершенных им компьютерных манипуляциях и изъявил готовность сделать официальное признание перед руководством РХЗ с разъяснением технических деталей.

С пустой и тяжелой головой я отправился спать. Мне снился теннисный матч в железнодорожном вагоне. Проводник в противогазе и толстых резиновых перчатках все время пытался выдернуть у меня из-под ног ковровую дорожку, стоя на которой я играл. В конце концов это ему удалось, и мы продолжили игру на стеклянном полу, сквозь который видны были мелькающие шпалы. Моей партнершей была какая-то безликая женщина с тяжелыми, обвислыми грудями. Каждый раз, когда она делала резкие движения, я боялся, что стекло под ней проломится. Когда оно и в самом деле проломилось, я с ужасом и облегчением проснулся.