Госпожа дель Понте показала ряд дополнительных материалов по «Мабетексу», познакомила с Филиппом Туровером – самым важным свидетелем по этому делу, по характеру – этаким «возмутителем спокойствия». Мы провели с ним разговор, и я понял – человек этот действительно знает очень много. Корни у Туровера – российские, мать у него русская, отец – испанец, один из лучших ученых-испанистов, под его редакцией выходили многие словари в России. Мы договорились, что он приедет в Москву и даст в прокуратуре России показания.

Вот тогда-то у нас и сложился с Карлой дель Понте прокурорский тандем, появился настоящий контакт. Мы договорились с госпожой дель Понте бороться с русской мафией до конца.

Я рассказал госпоже дель Понте, что происходит у нас в России, стране, ставшей страной бесправия, разительно отличающейся от европейских государств, где все без исключения, от дворника до президента, уважают законы. У нас все сложилось по-другому…

Вскоре я улетел в Россию. Через некоторое время в Москве появился Туровер и дал показания. Очень интересные, замечу, показания, очень убедительные, раскрывающие глубину воровства и коррупции кремлевской верхушки.

Показания Туровера, плюс показания других свидетелей, плюс бумаги, имевшиеся у нас на руках, дали нам возможность 8 октября 1998 года возбудить уголовное дело по «Мабетексу». Расследовать его решили в конфиденциальном режиме.

Я направил в Швейцарию два международных поручения с просьбой провести в штаб-квартире «Мабетекса» обыски и выемки документов.

25 января 1999 года госпожа дель Понте провела эти обыски. Информация немедленно просочилась в печать – там же, за рубежом… Такие слухи распространяются мгновенно, многие корреспонденты бросились к нам, но я сказал Звягинцеву, старшему помощнику Генпрокурора по связям с прессой: пока никаких комментариев!

Тут госпожа дель Понте, как мне кажется, допустила ошибку: вместо того чтобы Беджету Паколли показать выписку из моего ходатайства об оказании правовой помощи, показала целиком мое письмо, отпечатанное на немецком, французском и русском языках.

Я не думал, что так все произойдет, – для меня это было неожиданностью: ведь в международном поручении был перечислен список лиц, которых мы подозревали, были перечислены фирмы и так далее. Я-то писал это поручение для госпожи дель Понте, а попало оно к Паколли.

Паколли немедленно схватил это поручение, прыгнул в самолет и примчался в Москву.

Вот тогда-то моя участь и была решена. Была решена людьми, которых и в глаза и за глаза называют Таней, Валей, Борей, Сашей, Ромой… Эти люди немедленно помчались к Самому и заявили: «Скуратов работает против вас, всенародно избранного президента». Решение, что было принято, оказалось, что называется, окончательным.

* * *

Проведя обыски, госпожа дель Понте позвонила мне в Москву и сказала:

– Господин Скуратов, мы изъяли документы, свидетельствующие, что за счет Паколли открыты кредитные карточки для президента и его дочерей Татьяны Дьяченко и Елены Окуловой. Президент карточками не пользовался, дочери его – пользовались активно.

Звонок был сделан по обычному телефону, прошел через несколько стран, и думаю, через очень короткое время расшифровка нашего разговора легла и на соответствующие кремлевские столы. Просто госпожа дель Понте очень плохо ориентировалась в российских реалиях – тех самых, для которых законы не существуют вовсе.

Тогда же она мне сообщила и о злополучных костюмах, которые я, к своему несчастью, сшил с помощью Пал Палыча Бородина. Произошло это совсем недавно, и сама эта история у меня никаких опасений тогда не вызывала.

Человек я – государственный, Россию мне приходится представлять в самых разных углах земли, на самых разных мероприятиях, и, естественно, как всякий чиновник, который служит своей родине, я должен был и одет соответственно. Ведь человека, как известно, встречают по одежке, особенно, если этот человек является Генеральным прокурором. Должность, хочу заметить, немаленькая, в России она приравнена к посту вице-премьера. Шил я эти костюмы через управление делами президента, через Пал Палыча Бородина, денег с меня не взяли – за счет государства шьем, мол… Только при чем здесь Паколли?

За счет государства – да, я это допускаю, – должность к тому обязывает, но Паколли! Нет, что-то тут не увязывается. Одно не увязывается с другим… Никак не увязывается.

Но Карла дель Понте произнесла довольно внятно:

– Паколли утверждает, что пошил для вас костюмы.

Не верить ей у меня не было никаких оснований.

Хоть и был я готов ко всяким неожиданностям, но чтобы к такой… Нет, к этому я все-таки готов не был.

Неужели не только Пал Палыч, но и наш президент связан с «Мабетексом»? Во все этом надо было разбираться. По нашим понятиям, взятка – это преступление, по швейцарским же – человек, давший взятку, просто заносит ее в налоговую декларацию, «озвучивает», – и преступлением это совсем не считается – проходит под графой «комиссионные». Наверное, в условиях Швейцарии это такая же необходимость, как в наших – потребность каждый день есть хлеб: фирмы конкурируют друг с другом, стремятся перехватить заказчика, подманивают его и так и этак, потому взятка и считается там обычным «капиталистическим» явлением. Может, Ельцин вообще ничего не знает об этих кредитных карточках, а? Но то, что знали Татьяна и Елена, – это совершенно однозначно. И суммы, что были сняты с двух карточек, приличные. Очень приличные…

В общем, теперь, спустя время, я могу сказать, что самые чувствительные удары мне были нанесены из-за «Мабетекса». Один олигарх сказал мне совершенно откровенно:

– Главная причина атаки против вас, Юрий Ильич, – то, что вы начали работать против «семьи».

Не против «семьи» я начал работать, и уж тем более не против семьи президента – я начал работать против преступников, против «большого кармана».

В документах, изъятых из штаб-квартиры «Мабетекса», надо было разобраться. До конца разобраться. Перед законом, полагал я, все должны быть одинаковы… Наивный я был человек.

– Что значит, я работаю против «семьи»? – сказал я тому олигарху. – Я расследую уголовное дело, и если в нем оказалась замешана семья президента, то значит, это она, а не я работает против «семьи».

Закон, повторяю, один для всех, нас этому учили еще в школе, и оттого, что изменилось время, вряд ли изменилась эта истина. Пока мы не научимся соблюдать законы, нас просто не будут уважать нигде, ни в одной цивилизованной стране. И пока мы не научимся это делать, порядка в России не будет, и государства крепкого не будет, и веры правителям нашим не будет. Не может так быть, чтобы для них существовали одни стандарты, а для народа другие… Человека, укравшего в деревне курицу, бросают в каталажку, а тут что происходит? Целые заводы крадут! Прииски, месторождения! То, что обнаружилось, было крайне неприятно для меня, и я, невзирая на лица, был готов расследовать это дело до конца.