– Ах ты… – Он истошно заорал по-азербайджански, насколько Андрей понимал язык. Это были отборнейшие ругательства с упоминанием о сожительстве его матери с ишаком, и о том, что все его предки до седьмого колена сожительствовали с ишаками, и о том, что он сам сожительствует с ишаком, и еще многое другое.

Вокруг Андрея тут же образовалось пустое пространство. Первый порыв прошел, и он понял, что совершил глупость. Весь рынок полон кавказцев, друг за друга они держатся крепко, и если налетят, то не оставят у него ни одной целой косточки.

Он огляделся, высматривая, как бы побыстрее исчезнуть, но тут же понял, что опоздал. Около него возникли двое парней, недавно успешно решивших проблему с цыганкой. На этот раз они не стали ничего говорить. Даже не ругались, без чего на Руси не затевается ни один мордобой. Молча, как волки, они набросились на него. Русскому в пятнистом комбезе Андрей заехал ногой по коленной чашечке, а когда тот согнулся, угостил кулаком в подбородок, вложив в удар весь свой вес. «Пятнистый» отлетел на несколько шагов и, скорчившись, схватился за колено. Тут из глаз Андрея посыпались искры – это резиновая дубинка обрушилась на его голову. После удара ботинком он очутился на мокром, в раздавленных помидорах полу. И началась обработка.

«Пятнистый» очухался и включился в этот процесс. Он был особенно зол. Охаживали Андрея в основном ногами по телу. Похоже, никто не хотел выписывать ему билет на тот свет. Было очень больно. Что происходило потом – Андрей помнит смутно. Избиение прекратилось. Слышались чьи-то приглушенные голоса. Его подняли и потащили куда-то. Он смутно видел толпу, в которой различал фигуры в милицейской форме. Кто-то о чем-то его спрашивал, но он не понимал, о чем, и не отвечал. Мир отдалялся, отделялся от него бронированным стеклом, а вместе с ним уходила и боль. В ушах звенело все сильнее и сильнее. После контузии такое с ним случалось не раз. Его добили до очередного приступа.

Потом Андрея куда-то привели. Он с трудом различал голоса:

– Врача вызовем?

– Благодетель чертов. Нужно тебе было… А что, если сдохнет?

– Не сдохнет.

– Братки, – еле ворочая языком, произнес Андрей, – не надо врача… В кармане три таблетки… Одну…

Он проглотил таблетки и прошептал:

– Я оклемаюсь.

После чего провалился в забытье.

* * *

Проснулся Андрей с тяжелой головой, будто после хорошего похмелья, но вполне пригодный для дальнейшего прохождения жизни. Он лежал в маленькой комнате на широкой кровати, покрытой коричневым пледом. Напрягшись, он встал, покачиваясь, вышел в коридор. В большой комнате были люди. Негромко играла музыка битлов.

– Глен, тебе не надоело эту муть слушать? – послышался густой бас.

– Дурак ты. Это же классика. В шестидесятые годы люди готовы были все заложить, лишь бы такую пластинку купить.

– Я только застольные песни люблю. Которые под пьяную слезу идут.

Андрей шагнул в дверь. В комнате сидели три человека. Смазливый парень с короткой стрижкой, жгучий брюнет, напоминающий героя-любовника из фильма тридцатых годов, и бородатый верзила, которому эта малогабаритная квартира была явно тесновата. Андрей еще не знал, что это Глен, Гусявин и Брендюгин.

– Очнулся. – Глен иронично оглядел Андрея.

– Мы думали, что ты в жмурки решил сыграть, – хмыкнул Гусявин. – Глянь, одной таблетки хватило.

– У меня после контузии.

Андрея усадили в кресло.

– Из Чечни, что ли? – спросил Брендюгин.

– И из Таджикистана.

– В армии там служил? – Глен внимательно посмотрел на Андрея.

– Было дело.

– Молодец. – Глен что-то соображал про себя. – Давай выпьем за это.

На столе было много закуски и бутылок с яркими этикетками.

– Чего ты на этого азербуда полез? – спросил Глен.

– Потому что чурок надо давить.

– А, он у нас из зверобоев, – кивнул Гусявин.

– Ты их много передавил? – поинтересовался Глен.

– Прилично.

– Кстати, ты должен пятьдесят баксов, – вставил Гусявин. – Мы тебя от ментхауза избавили. Мусора хотели в участок замести. Черный нажаловался, что ты хулиган. Пятнадцать суток запросто огреб бы.

– Я верну, – пообещал Андрей.

– Не к спеху, – отмахнулся Глен.

У Брендюгина с детства была привычка спасать всех. Когда он увидел, что человека бьют ногами, тут же бросился на выручку. Глену было до лампочки все, что никаким краем не задевает его. Бьют кого-то – ну и пусть бьют. Он еще на зоне научился никуда не вмешиваться – это залог долгой жизни. Но деваться было некуда – Брендюгин ввязался в разборку, и пришлось встревать тоже, растаскивать дерущихся. Тут еще налетели «рыночники», ситуация осложнялась. Понимая, что все может кончиться плохо, Глен заорал, что он человек Медведя, и если от них не отвалят, устроит им всем крутые разборы. Слова неожиданно возымели действие. Появились, однако, двое милиционеров с намерением доставить всех в отделение. Они просмотрели документы – у Глена был с собой паспорт. В милицию тащиться не хотелось – там рука руку моет, оглянуться не успеешь, как виноватым окажешься. Он предложил сержанту тридцать долларов отступного, тот согласился.

У выхода с рынка к Глену подошел плечистый, в строгом костюме азербайджанец лет сорока и сказал, что разговор не закончен, потом будет продолжение. Глен ответил, что ему плевать на весь Кавказ и все Закавказье. Азербайджанец проводил его хмурым запоминающимся взглядом…

После очередной рюмки Андрея развезло.

– У вас травки не найдется? – спросил он, тупо глядя в рюмку.

– Нет. Что, балуешься? – спросил Глен.

– Редко. У черных научился.

– Значит, пришлось тебе их помочить?

– Да. И буду мочить дальше.

– Молодец.

Тяпнули еще по рюмочке. Глен явно тянул разговор к какой-то цели.

– А как оно там было, на Кавказе? Рассказывай, не бойся, тут все свои. Вон с Сявым столько лет зону топтали, такого насмотрелись. Гена тоже мужик правильный, с пониманием. Знаем, как и что.

Андрей кивнул. И неожиданно для самого себя он рассказал то, что никогда никому не рассказывал, – про проданный автомат. И про войну. И даже про тот расстрел, в котором участвовал.

– Досталось тебе, – с уважением произнес Брендюгин.

– Зачем тебе все это надо было? – спросил Гусявин. – Такая пахота за такие деньги.

– Ты не понимаешь. Там сам за себя. Там жизнь. А здесь все дерьмо!

– Верно, – кивнул Глен. – Пока мы животы надрывали, кто в зоне, кто на войне, тут всякие гады жирок нагуливали. Не так?

– Так.