Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
Резко подняв голову, я встретилась с пронзительным взглядом Эвана. Обычно его глаза походили на небо в безоблачный жаркий летний день. Но этот взгляд… обволакивал, вплетаясь в мою мечту, сливаясь с ней, пока я не оказалась почти там, на своем месте, с видом из окна на что-то прекрасное, а сильные руки крепко обнимали меня.
Я моргнула и погрузилась в воду. Я только что раскрыла глубокую тайну своего сердца почти незнакомому человеку. Сразу вспомнилось, что я считала Эвана тем, кто первый изольет душу любому, кто согласится слушать. Оказалось, что этим человеком стала я.
Зато я не ошиблась насчет того, что он прекрасный слушатель. Парень не осуждал, не задавал вопросов и не добавлял собственных комментариев. Просто давал мне возможность высказаться, что отлично, а затем переходил к другой теме. Мое смущение развеялось, подобно опадающим с деревьев листьям.
– Так, значит, Джо, – проговорил он. – Это сокращение от Джоанны?
– Джозефина. Как Джо Марч из «Маленьких женщин». Любимая книга моей матери. Джо была писательницей, если ты не читал.
– Твоя мама рано выяснила, что ты станешь поэтом, – усмехнулся Эван. – Даже прежде, чем ты родилась.
Я улыбнулась.
– Сомневаюсь. Думаю, ей нравилось, что Джо была самой сильной из сестер. Морально выносливой. Не побежала в объятия первого попавшегося парня, как моя мать. Она была молода и безумно влюбилась, но эта сказка осталась без счастливого конца. Мне кажется, она восхищалась Джо Марч, которая верила в себя и нашла настоящую любовь в парне, который меньше всего подходил на эту роль.
Эван вытянул руки, проводя ладонями по воде.
– Твоя мама, похоже, была мудрой женщиной.
– Не совсем. Мы часто переезжали в поисках глупой работы, когда я была ребенком. Мама была милой и веселой, но не думаю, что кто-то назвал бы ее мудрой. Позже мы жили с семьей отца, и она нуждалась в помощи, но никто не воспринимал ее всерьез. – Я разрезала рукой воду. – Она была психологически неустойчивой.
– А кто устойчив? – пожал плечами Эван.
Я благодарно улыбнулась.
– Я таких не знаю, – ответила я и брызнула в него водой.
Он рассмеялся.
– Хочешь поговорить о ней? – спросил он.
– Кажется, я и так уже наговорила кучу дерьма, ты так не думаешь?
– Нет, мне нравится тебя слушать. Если хочешь поговорить о своей маме, то можешь. Если бы я мог вспомнить хоть что-то, то поступил бы так же.
– Ты совсем ее не помнишь?
Эван улыбнулся, но улыбка на этот раз не коснулась его глаз.
– Нет. Я пытался. Но, похоже, моя жизнь началась в пожарной части.
– Я тоже мало что помню. Почти ничего. А те годы, что вспоминаю, кажутся мне серыми. Словно я не могу до них дотянуться.
– Что ты имеешь в виду?
Я подошла к краю бассейна и положила руки на бортик, Эван последовал за мной. Мы находились всего в нескольких футах друг от друга и одновременно положили головы на руки.
– Однажды, когда я была маленькой, мама взяла меня с собой на остров Тайби. Мы отлично провели время. Знаю, что это было так, но не могу вспомнить свои ощущения. Помню, что светило солнце, но не помню тепла. Я смеялась, но не могу вспомнить себя счастливой. – Я искоса взглянула на него. – Странно, правда?
– Я так не думаю, – ответил Эван. – Не исключено, что это защитный механизм.
– Защитный, – повторила я, отводя взгляд.
Я не рассказала ему правду о своей матери и о шраме. Я чувствовала, что должна, но слова застряли в горле. Вся эта история так уродлива и ужасна. А я хотела, чтобы он продолжал думать обо мне как о девушке, попавшей в трагическую автокатастрофу. Чтобы я не была для него той, кто сам оставил себе шрам, мешая дяде дотронуться до себя. Я проглотила слова.
– Да, справляюсь. У каждого свои трюки, верно?
– Вот тут согласен, – подтвердил Эван, указывая головой на бассейн.
Воцарилось молчание. Я отбросила свои воспоминания, чтобы обратить внимание на Эвана. Находясь так близко, мне многое удалось разглядеть. Белая изношенная футболка. Влажная ткань просвечивала, и я видела его грудь и пресс. Даже заметила зеленоватый синяк на его правой груди.
Я придвинулась ближе, пока не оказалась рядом с ним. Парень не пошевелился, позволяя рассматривать себя. Наблюдал, как я глазею на темно-пурпурные багровые синяки на его спине и руках.
Сердце стучало в незнакомом ритме. Прошло много времени с тех пор, как я боялась за кого-то, кроме себя.
– Кто это делает с тобой, Эван? Братья? Или отец?
«Господи, пусть он скажет, что это не отец…»
– Братья, – ответил он, – точнее, Мерл. Мы часто деремся.
– Почему?
Я подняла руку и положила ее на особенно темное пятно на его правой лопатке.
– Он не слишком умен. И делает все, что говорит ему Шейн.
– Но зачем все это Шейну?
Я осторожно коснулась его синяка под футболкой, полностью накрыв ладонью. Кожа на его руках покрылась мурашками.
– Чтобы я не забывал, что мы не родные, что я другой, – произнес он, глядя прямо перед собой.
Я убрала руку. Синяк все еще оставался на месте.
– Это не причина.
Эван молчал. Воздух, казалось, между нами сжался, стало даже немного холоднее.
– Почему ты так добра ко мне? – поинтересовался он, понизив голос.
Защитные рефлексы активировались в мгновение ока.
– О чем ты? Почему…
Он повернулся ко мне. Я отодвинулась от его пристального взгляда.
– Я чертовски серьезен, Джо. Зачем ты приходишь сюда? Почему проводишь время с местным фриком? Скажи мне правду, пожалуйста. Пожалуйста.
Два «пожалуйста».
Мой рот беззвучно открывался, а мозг перебирал полдюжины дерьмовых реплик. Но я не находила ответа. Слова исчезли. Я подняла руку и убрала волосы так, чтобы показать шрам.
Холодный воздух коснулся влажной кожи. Левый глаз, привыкший видеть только завесу волос, наконец-то увидел свободу. Им я посмотрела на Эвана. Подозрение исчезло с его лица. Я все равно уже простила его. Никто не был добр к нему. Я бы тоже заподозрила неладное. Я наблюдала, как он принимает то, что я ему предлагаю, и у меня перехватило дыхание.
Эван улыбнулся в ответ.
Его глаза блуждали по моему покрытому шрамами лицу. Но я не улавливала с его стороны ни малейшего отвращения, возмущения или любопытства. Эван Сэлинджер улыбался, глядя на мое изуродованное лицо так, словно это нежданный подарок.
– Вот почему, – прошептала я. – То, как ты на меня смотришь прямо сейчас. Я думала… если ты увидишь, тебе будет все равно, что я уродлива. – Я с трудом сглотнула. – Не подумаешь, что я ущербная.