сфотографированы случайно на заднем фоне, укажет на вас. Через час после побега, вас возьмут на любом вокзале или аэропорту. От нас невозможно скрыться, как не старайтесь.

Подойдя к Андрею, комиссар снял следящий браслет, перещелкнул на нем застежку и надел обратно.

— Но это полдела. Государство проявило излишнюю гуманность, направив психотов в лагерь ментальной безопасности. Вас надо было давить сразу. Без жалости и сожаления, как тараканов.

— Мы ни в чем не виноваты, — хрипло, почти шепотом выдохнул Андрей.

— Виноваты. Даже точнее, виновны. Мысли человека это святое. Никто не имеет права касаться. Ни вы, ни государство, ни бог. Понял?

Грядышев, с перекошенным лицом, наклонился и посмотрел прямо Андрею в глаза.

— Вы не должны существовать. Вы грязь, которую надо раздавить и выкинуть. Давай, беги! Дай нам повод окончательно решить вопрос психотов.

— Нет, — Андрей не отводил взгляд, давя своей закипающей злостью, — не дождетесь.

— Без разницы, — усмехнулся Грядышев и отступил, — еще полгода, год, и мы выкатим блокатор, навсегда режущий вам крылья. Один укол — и нет больше психота. Жаль будет терять непыльную работенку, но ради избавления от дряни я потерплю маленькое неудобство.

Комиссар вернулся к столу, нагнулся к ящику и вытащил маленькую блестящую вещицу.

— Вы, Андрей Николаевич, как оказалось, плохо социализированы. Придется стимулировать процесс, а заодно предупредить окружающих об опасности.

Он кинул Андрею загадочный предмет. Это оказался металлический значок: круглый диск размером в коробку спичек, на аверсе выдавлена греческая буква «пси».

— Знак обязателен к ношению в общественных местах на груди. Три задержания без него, и вы автоматически отправляетесь обратно в ЛИМБ.

Грядышев с ненавистью посмотрел на психота и рявкнул:

— Свободен!

Андрей, не оглядываясь, вышел из кабинета. Спину жгло яростью и злобой комиссара.

На выходе из ЧиКа его ждали.

— Андрей!

Хельга порывисто обняла Андрея, больно царапнув по щеке серьгой.

— Ты чего, а? Убежал тогда. Не заходишь. Зараза ты!

Он отстранился. Пси-масса, после встречи к Грядышевым, еще клокотала, шла волнами.

— Привет.

— Я же волнуюсь! Как ты, что ты. Не мог хотя бы позвонить?

— Прости, замотался. С трудом в себя прихожу.

— Хоть бы в гости позвал, негодяй ты. Я бы помогла порядок навести. Что ты там один, уныло же. Одичал, блин. Как бирюк в своем доме, зла на тебя не хватает.

— Хель, извини, я себя плохо после укола чувствую, — Андрей выразительно показал глазами на здание ЧиКа, — домой поеду.

— Чёрт, да, ты же только оттуда. А я раньше была, только отошла, вижу, ты заходишь, решила дождаться. Долго тебя мучили, бедненький.

Хельга погладила его по плечу. В ответ Андрей раздраженно дернулся, не желая, чтобы к нему сейчас прикасались.

— Устал? Ты, наверное, голодный, пойдем, тут рядом кафешка есть. Блинчики там, закачаешься. Идём, чего ты? Я угощаю, вчера зарплату получила. Расскажешь мне, как у тебя дела. Ну, давай же!

Желания слушать её болтовню не было. Но подлый червячок скаредности стал грызть изнутри: денег и так нет, а тебя покормят, халявный обед… Андрею стало стыдно за всё сразу: за желание поесть за чужой счет; за то, что не заходил к старой подруге, ведь она не виновата; за то, что собирался отказать ей и уйти. А Хельга истолковала его заминку в свою пользу и уже тянула его к злосчастной кафешке. Развернуться и уйти прямо сейчас было бы оскорбительно. Андрей вздохнул и смирился.

— Закажи блинчики с грибами и сыром, они тут шикарные.

Из чувства противоречия Андрей взял котлету по-киевски с картошкой. И кофе, и еще томатный сок. Хельга обреченно вздохнула.

— Вредина. Никогда моих советов не слушаешь.

Он молча пожал плечами и уставился в окно. По улице неспешно катился трактор с бочкой на прицепе и длинной струей прибивал пыль на дороге. В брызгах, летящих на тротуар, мелькала радуга. Смеясь, через водяной занавес пробежали две девушки в коротких юбках. Жизнь шла своим чередом, безразличная к страданиям психота.

— Андрей, ты еще тут? Выслушай меня, пожалуйста.

— Прости, день сегодня невыносимый.

Неулыбчивая официантка принесла заказ. Хельга не притронулась к своей тарелке, налила себе чай, отпила и просто вертела в пальцах чашку с желтым цветком на боку.

— Я знаю, ты сердишься на меня. За дом, за Мишку, и ночь та совершенно отвратительная. Согласна, была не права. Честное слово, не хотела тебя обижать. Нехорошо получилось. Если бы знала, что ты вернешься…

Хельга говорила быстро, сбиваясь, повторяясь и возвращаясь к началу. Андрей слушал вполуха, иногда кивал и расправлялся с котлетой. Отрезал маленькие кусочки, медленно жевал, запивал соком. Уходить отсюда не хотелось, и он растягивал удовольствие.

— Пожалуйста, не отталкивай меня, — голос женщины стал чуть жалобный, — мне больше не с кем поговорить. Только ты меня можешь понять. Другие не въезжают, не знают, как это жить, обрезав себе жилы. Голод постоянный, ничем не заткнуть. Все время хочется. Я даже не знаю, чего хочу! Понимаешь?

Отложив нож с вилкой, Андрей тяжело посмотрел на Хельгу.

— Мне хуже, можешь поверить. Я знаю, что у меня отняли.

На несколько мгновений женщина замолчала. Грустно улыбнулась и пододвинула к Андрею свою тарелку.

— Ешь, тебе надо восстанавливаться. Я всё равно не хочу, специально взяла для тебя добавку.

Хельга замолчала и терпеливо ждала. Когда он взялся за кофе, её прорвало.

— Андрей, пожалуйста, разреши мне приезжать к тебе хоть раз в неделю. Я не могу. Как ты пришел, у меня всё перевернулось. Тошно до ужаса, тянет к тебе. И понимаю, что это из-за того, что ты психот, а ничего не могу поделать. Вот увидела тебя, сразу легче стало. Кипит всё внутри. После укола еще хуже стало. Я знаю, вы таких, как я, не любите. «Холодная», да? Видишь, я знаю. Всё знаю, а сделать ничего не могу. Убираться у тебя буду, готовить тебе. Хочешь, спать с тобой буду? Можешь меня как угодно. Всё, что скажешь, буду делать. Только не прогоняй!

Ему стало страшно. Хельга, сломленная, покорная, вызывала болезненное чувство. Пси-масса, ощущая рядом «холодную» ритмично пульсировала. Облизываясь и роняя слюну. Андрей точно знал — если сейчас согласиться, то будет только хуже. Маленькая власть на женщиной, тень прошлого всесилия, сожрет его с потрохами. Он будет командовать, унижать, переделывать её в послушную игрушку, чтобы заглушить муку запертой пси-массы. И сам тоже будет медленно превращаться в тирана и мучителя. Она была искусительным яблоком, которое ему предлагали сорвать.

— Нет.

Хельга дернулась, как от пощечины.

— Послушай. Ты не можешь мне отказать. Не можешь вот так вот… Ты должен наказать меня. Я виновата, очень