От Голубцова веет энергией. В нем чувствуется гордыня сделавшего себя человека. Он чужд нытью. Считает, что Дальний Восток очень скоро обретет новый импульс развития.

Василий Волков, молодой мастер, обслуживающий то самое распределительное устройство, что является гордостью станции. Швейцарская техника, прецизионная, безопасная, сверхнадежная. Конструкция из лакированных труб, помещенная в теплый компактный ангар. В глубине этих труб бьются бешеные токи, пульсируют гигантские синусоиды. Снаружи – теплые запахи лаков, волнистые струйки электронных графиков, разноцветный экран компьютера. Мастер живет в трехкомнатной квартире. Уже имеет одного ребенка, жена вот-вот родит второго. Он располагает к себе, открыт, дружелюбен, источает обаяние. Быть может, эта контактность и общительность побудили его стать местным депутатом, сделали общественником. Круг его хлопот – высокие тарифы на электроэнергию в Талакане. Скверное состояние водопроводных труб, которые загрязняют очищенную до хрустального свечения воду. Вместе со всеми жителями поселка он не понимает, почему, живя среди океана энергии, добывая эту энергию для страны, талаканцы обязаны платить за нее непомерно высокую цену. Он соглашается с тем, что люди, пережив ужасные годы бедствий, получив работу, достаток, сносное жилье, человеческие условия существования, не довольствуются достигнутым. Их требования непрерывно растут. С неутомимостью и наивностью молодого общественника он давит на руководство, требуя внимания к людям.

Экономист Раиса Константиновна Тарновская приехала в Талакан в 80-е, вместе с мужем, исполненная комсомольского энтузиазма. Она до сих пор в воодушевлении от той восхитительной молодой поры, когда на стройке царили братство, веселье, коллективный труд и отдых, концерты самодеятельности, ожидание начинавшегося огромного дела. Она мучительно пережила «смутное время», распад коллективов, бегство людей со стройки, озлобленность, забастовку. Горько рассказывает о ночных очередях за буханкой хлеба. О том, как брали в заложники директора. Сутками сидели на пороге конторы, требуя зарплаты. Весь небольшой, накопленный достаток они с мужем спустили – ездили по деревням, обменивая скарб на продукты. Когда «окаянные дни» миновали, и строительство возобновилось, и появились хорошие заработки, и вновь собрались коллективы, и понаехала молодежь, бытие, однако, не восстановилось в прежних формах. Больше не было безоглядного веселья и уверенности в будущем. Исчезло былое товарищество и человеческая общность. Поселившаяся тревога не исчезла. Что будет в будущем со стройкой и со страной? Как жить детям? Кто защитит от возможных потрясений? Вера в то, что государство заслонит от напастей, сменилась чувством незащищенности, которое не устраняется членством в такой солидной корпорации как РАО «ЕЭС России». Люди стали эгоистичнее, замкнулись на себе. В случае напастей уповают на свою расторопность и удачливость. В ней, как и во многих, кто потерял свою Родину – СССР, присутствует незаживающая психологическая травма.

Эколог Сергей Егорович Сиротский возглавляет постоянно действующую экспедицию биологов, изучающих «давление» станции на уникальную природу края. Зимой и летом, от верховий Буреи и до устья группы зоологов, ботаников, ихтиологов, почвоведов, энтомологов ведут тщательные исследования. Мониторинг, как они говорят, состояния вод, флоры и фауны, сложнейших биологических связей, выявлял, как восприняли окрестная тайга, лесные озера, заросли редких растений «удар» техносферы. «Зеленые» – и в этом их изначальная миссия – восприняли станцию в штыки. На всех этапах строительства – шквал статей, выступлений, скандалов. Иногда создавалось впечатление, что «гранты», получаемые из-за рубежа, направлены на то, чтобы скомпрометировать стройку, создать из гидростроителей ужасный образ губителей родной природы. Сиротский, создавая исследовательскую группу, включил в нее и «зеленых». Оснастил аппаратурой, обеспечил транспортом, посадил на зарплату, которую выделяет РАО ЕЭС. Энергетики спонсируют исследования, заинтересованные в их откровенных непредвзятых результатах. Благодаря этим исследованиям впервые за историю был обследован край, закрашены «белые пятна», открыты новые виды растений и животных. Попадающие под затопление популяции редких растений пересаживаются в ботанический сад. Устанавливаются нерестилища местных рыб. Отмечаются пути миграции копытных. Предварительный итог наблюдений – травма, нанесенная стройкой природе, зарастает. Складываются новые границы воды и суши. Поголовье кабарги и изюбря не уменьшается. Рыбные запасы не истощаются. «Зеленые», получившие свободный доступ к исследованиям, превращаются из врагов Сиротского в сотрудников. Летом на обочину дороги Благовещенск—Талакан выбегают фазаны, а в окрестностях поселка появился уссурийский тигр, которого, как говорят биологи, пригнали сюда пожары вокруг дальневосточных военных складов.

Владимир Николаевич Косихин – технолог. Считает себя романтиком – бард, сочинитель стихов. Его поэзия и музыка сочетают в себе «машинность» стройки и лиричность души. Построение станции – воплощение огромного объема технологических знаний, которые, достигнув определенной полноты, позволяют создать эту водяную, электрическую «мега-машину». Однако в технологическом конструировании присутствует нечто, именуемое «человечностью», «очеловечиванием техники». И наоборот – личность строителя несет в себе глубинный оттиск создаваемой им машины. Недаром великие строители, всю жизнь создававшие станции, уходя на пенсию, скоро умирают, как если бы из их личности извлекли «машинную составляющую», что приводит к разрушению сложившегося симбиоза. Косихин считает, что романтизм – то качество, что позволило многим строителям пережить ужасные времена. Прагматики в поисках денег покидали умирающую станцию. Романтики оставались, компенсируя безденежье и горечь застоя странствиями по тайге, среди божественной природы. Советские стройки, полагает бард, были воплощением романтизма, который нашел выражение в песнях 70-х годов. Угасание этой песенности, появление надрывных, полных сарказма и нигилизма текстов и ритмов знаменовало конец эпохи. Бурейская ГЭС заимела свою корпоративную эмблему, свой гимн, заказанный Пахмутовой и Добронравову. Два профессионала, используя поэтические и музыкальные технологии, создали гимн. Но в нем нет былой жизни. Он синтетический. Создан на заказ. Без той восхитительной энергетики, которая делает ранние творения Пахмутовой музыкальными шедеврами. Косихин из своей бурейской конторы чутко слушает музыку страны. Ждет, когда в ней зазвучат ритмы новой романтики. И это, по его мнению, будет означать возрождение. Прислушаемся к рокоту бурейских генераторов: не уловит ли ухо музыку Пятой Империи?

«Мэр» Талакана Сергей Иванович Кузнецов. Он – «левый», с советским сознанием, что и определяет его социальную направленность. Среди множества коммунальных забот его беспокоят несколько основных. Когда завершится строительство ГЭС, куда устремятся освободившиеся контингенты рабочих? Примут ли их новые, запущенные к тому времени стройки? Если нет, не станет ли Талакан очагом безработицы, поселением отчаявшихся, разочарованных людей? Чтобы этого не случилось, нельзя ли на базе перенаселенного поселка, используя громадную энергию станции, развивать производство? Например, построить алюминиевый завод? Или в освободившихся производственных помещениях, отапливаемых, просторных, завести какое-нибудь необходимое краю дело? Ведь край продолжает умирать – пустеют села, уезжают за Урал горожане. И это на фоне бурного подъема Китая. За Амуром, напротив Благовещенска, растут небоскребы. Развернут аэропорт международного класса. Вся приграничная зона засыпана китайскими товарами. Все больше китайцев селятся на русском берегу. Что и говорить, Бурейская ГЭС – великолепная, удачная стройка. Гордость современной России. Но в Китае в это же время строятся 70 подобных электростанций. Когда на Бурею приезжают делегации из Китая, в их составе обязательно присутствуют один-два наблюдательных молчаливых китайца, несомненно – разведчики. «Мэр» Кузнецов – патриот Дальнего Востока. Исполнен оптимизма. Ждет, когда край захватит свежая волна преобразований.