Обо всем этом я бы поговорил с Анатолием Чубайсом, наполненный впечатлениями стройки.

Станция великолепна в своей суровой инженерной красе. В ней – Дух и Машина. Овеществленное историческое Прошлое и бестелесное, не наступившее Будущее. Из синевы, пикируя над плотиной, падает перехватчик, пробивая воздушный пузырь. Расшвыривает лопнувший звук, взлетая серебряной молнией. Это воздушная армия прислала своего крылатого вестника, обеспечивая безопасность дальневосточных границ.

«Адмиралтейские верфи» – завод, окруженный дворцами и храмами. Сквозь башенные краны лучится игла Петропавловской. Над рубкой громадного, застывшего на стапелях танкера золотится яйцо Исаакиевского собора. Ручьи электросварки стекают в Финский залив. Завод угнездился на островах в устьях Невы и Фонтанки. С мостами с грифонами, львами, гранитными беседками соседствуют эллинги, листы и рулоны стали, коричневые туши «заложенных» кораблей, похожих на гигантских, выброшенных на берег китов. Цеха, конторы, подъездные пути, – то старинный ампир, почернелый, столетней давности кирпич, то современные пролеты, – сталь и бетон. И снова крохотный, почти петровских времен особнячок. Кажется, вот здесь ступал ботфорт царя. Здесь великий бомбардир отесывал шпангоут яхты «Святая Екатерина». Всаживал кованый гвоздь в борт фрегата «Полтава». Пил шампанское, когда плюхались в воду очередные скампавея, бот или прама. Отсюда в ветряную Балтику уходила эскадра русских весельных галер, окруживших шведский флот под Гангутом, превративших армаду шведов в смоляной пылающий факел. Битва при Гангуте – морская Полтава Петра.

В Первой русской Империи, в Киевской и Новгородской Руси, плавали на ладьях «из варяг в греки», пересекая на дубовых лодках Черное море. Во Второй Империи, во времена московского царства, шли по рекам, где водой, а где волоком, груженные товарами барки, и дощатые шнеки поморов смело сновали во льдах. Но не было российского флота. Лишь Третья Империя Петра рванулась в море под парусами больших кораблей.

Адмиралтейский завод три века неустанно строит флот для России. Сам является ковчегом русской истории, плывущим сквозь взлеты и катастрофы, ослепительные победы и провалы в бездну. Ковчег, на котором множество поколений русских людей, меняя топор на сварочный аппарат, чертежную доску на компьютер, строили золотистые, пахнущие смолой и дубом галеры, могучие, с кипящими реакторами атомоходы, направляя корабль Государства Российского в океан мировой истории. Эпохи и царствования стыковались здесь, как стыкуются секции супертанкера. Там, где проходил исторический разрыв, образовывалась трещина исторической травмы, там действовала воля, труд, вдохновение русских людей, – сваривали разрывы истории, скрепляли огненным швом кромки «распавшихся времен». Завод сотворяет не просто корабли различных проектов и классов. Он сотворяет «Проект русской истории» в ее нерасторжимом единстве.

Заготовительный цех, – по рольгангам плывут листы калиброванной стали, тяжкие, шоколадно-коричневые. Словно выкроены из шкуры гигантского зверя. Слабо подрагивают. Изделие «Северстали», – остывшее варево, хранящее память о расплавленных бессчетных машинах, исчезнувших лодках и кораблях, чьи отслужившие, изъеденные морем тела растаяли в чавкающем чреве мартена. Смотрю на стальные листы, напоминающие страницы огромной книги, где записана скрижаль русского морского завета, начертана хартия великих сражений, запечатлена геральдика героических кораблей, выведены поминальные списки героев. Рабочие в касках и фирменных робах наносят невидимые письмена. Бережно чистят, скоблят. Омывают водой, отскребают коросту и ржавчину. Сушат в печах, покрывая тончайшей нежной краской. Плита еще не превратилась в бортовину корабля, не стала фрагментом палубы. Трепещет в предчувствии огня и удара. От нее исходит запах железа, тончайших лаков, – аромат будущего металлического существа, устремленного в океан.

«Петровский» флот, «елизаветинский», «екатерининский». Шестидесяти, восьмидесяти, стопушечные корабли. Их имена, как строки Священного Писания – «Святой Николай», «Святой Андрей Первозванный», «Иоанн Златоуст», «Святая Екатерина». Империя расширялась флотом, богатела мастерами и корабелами, обретала элиту адмиралов и флотоводцев. Корабли Петербурга плыли во все концы Балтики, достигали Средиземного моря. Парусная эскадра Спиридова вступила в бой с турецкой эскадрой в Хиосском проливе. Русский флагман «Евстафий Плакида» пошел на сближение с турецким фрегатом «Реал-Мустафа», расшибая «турка» из бортовых орудий. Пылающая мачта врага рухнула на палубу «Евстафия», и оба погибли от взрывов. Через день весь турецкий флот, укрывшийся в Чесменской бухте, был начисто уничтожен.

Здесь, на заводе, среди суровых корпусов и деловитых бригад, строящихся кораблей и судовых испытаний чувствуется вековечное, вмененное народу дело, – сотворение невиданного государства среди трех океанов. Растянутое на тысячелетие «общее дело», куда вовлекались поколения, династии и сословия, встречаясь в соборном «делании», – кораблей, монастырей и дворцов. Сражались, страдали, погружались в провалы истории и вновь возносились к вершинам величия. Завод – непрерывная заповедь одного поколения другому, одних мастеров другим, одних безвестных умельцев, украшавших деревянный фрегат золоченой статуей витязя, другим, приваривающим на нос броненосца красную большевистскую звезду.

Друг, побывай на «Адмиралтейских верфях» – и ты почувствуешь сердцем пульс Государства Российского.

Изготовление деталей – фонтаны искр, струи раскаленного газа, глухие удары, тягучие гулы металла. Над листами стали, вооруженные автогеном, орудуют мастера – защитные очки, голубые лезвия газа. Как портные, кроят листы, вытачивают овалы, круги, сложные прорези. Будто выкраивают камзол для великана, который просунет руки в стальные рукава, облечет могучее тело в покровы железных одежд. Листы выдавливают, гнут, превращают плоскость в полуцилиндр, полусферу. В изгибах металла угадывается будущий шпангоут, бортовая крепь, обшивка корабельного днища. Сотворяется скелет корабля, его ребра, берцовые кости, железное мясо, мускулы. Еще невидим будущий облик, невнятен замысел творца, который выстроит во всей красе корабельное тело – наполнит множеством органов, наделит способностью видеть и слышать, мощно плыть в океанской стихии. Множество упорных терпеливых людей прикладывают лекала, подносят микрометры, сверяют параболы и гиперболы стали с электронными, начертанными компьютером лекалами. Но и в этих стальных, со следами сварки изгибах, в оплавленных и отточенных кромках уже чудятся удары соленых волн, давления льдов, орнаменты разноцветных полярных созвездий.

Менялись на троне цари. В Петербурге возносились дворцы, появлялись величавые храмы. Сокровищницы полнились картинами великих художников. Корабельный завод возводил новые эллинги, обрастал мастерскими, кузницами, «чертежными» палатами. Расширялся вдоль невского берега, отвоевывая пространство для спуска новых кораблей. Самый большой деревянный 120-пушечный парусник «Россия» в царствование Николая Первого пышно завершал эру парусных линейных кораблей. Их сменяли корабли с паровыми машинами. Первый на Балтике пароходофрегат «Богатырь» с гребными колесами, вслед за ним «Храбрый» и «Смелый» пополнили семью пароходов, развесив дымы над Финским заливом. На смену «колесникам» пришли парусно-винтовые суда с гребным винтом в качестве движителя. В Крымской кампании под ядрами дальнобойных английских орудий, среди чужеземных скоростных пароходов кончалась эра российского парусного флота. Затопленные по приказу Нахимова на входе в Севастопольскую бухту, корабли Адмиралтейства остриями мачт, золочеными деревянными статуями продолжали воевать под водой, оставаясь на той зыбкой исторической грани, где невозможно отличить «пораженье от победы».