будет идти только от Геббельса. Запрещаю ему делать заявления без согласования со мной». Записали?

— Да.

— Дальше: «Геббельсу. Распространить информацию, что Гесс душевно болен и полет совершил в состоянии психического расстройства. Никаких обвинений против Гесса не выдвигать, сообщения иностранной прессы не комментировать».

— Это все, мой фюрер?

— Да. Шмидт…

Адъютант легко щелкнул каблуками и пошел к выходу.

— Шмидт, еще одно.

Шмидт опять повернулся к Гитлеру.

— Прошу вас лично докладывать мне любую информацию о Гессе… И все, что узнаете от Геббельса и Гиммлера… И последнее… Вы свяжетесь с шефом охраны Гесса — Пфенкером. Все, что он вам скажет, — немедленно мне! Понятно?

— Разумеется.

— Мне не нужно говорить, что случится с вами, если об этом приказе станет известно Гиммлеру?.. Идите.

Глава 23

Сталин доволен. Февраль 1944 года

Сталин был в отличном расположении духа. В руках он держал большую дымящуюся трубку, глаза блестели. За длинным столом сидели несколько человек в военной форме. Перед ними — большие суповые тарелки, в корзинках пышные булочки. На столе несколько бутылок с красным вином.

— Армия Красная, и, значит, вино должно бить красным, — произнес Сталин весело.

Он остановил движением руки военных, которые при его появлении хотели встать.

— Сидите, товарищи. Сидите.

Подошел ближе к столу, налил в фужер вино и сделал большой глоток.

— Скажите еще раз, товарищ Фитин, что там делают союзники? Как эта река называется? Ну-ка покажите мне.

Фитин быстро вскочил с места и встал у большой карты Европы, расположенной на боковой стене. Взял указку и повернулся к Сталину.

— Британцы перешли реку Гарильяно. Это тут, смотрите, товарищ Сталин, — повел он указкой вдоль голубой линии на карте.

Но Сталин даже не взглянул на карту. Он медленно допил вино, поставил фужер на самый краешек стола и грузно двинулся в сторону Фитина. Остановился напротив, сделал затяжку.

— А скажите мне, какие у нас новости об этом немецком летчике?

Фитин понимал, про кого спрашивает верховный, и ответил немедленно:

— Рудольф Гесс все еще в Англии. По нашим данным, он не покидал Лондон. Неизвестно, были у него новые встречи с Черчиллем или нет.

— Он в тюрьме?

— Нет. Точное место, где его держат, нам неизвестно.

— А что ви вообще знаете про него?

— Очень мало, товарищ Сталин. Скудная информация поступила к нам из португальского источника.

— Из Португалии? Они какое отношение к Гессу имеют?

— Нет, товарищ Сталин. К Гессу никакого, но у них есть выходы на коммунистов из Лондона. Оттуда сообщили, что «высокий немецкий гость болен». Но мы сами предполагаем, что информация Геббельса о психическом расстройстве Гесса была дезинформацией. Вот наши британские друзья попались на эту уловку и поверили Геббельсу. Аналитики отрицают вероятность сумасшествия Гесса. Его психологический портрет совсем другой — он стойкий нацист. Придется отдать ему должное. Видимо, англичанам он очень нужен.

— Отдать должное… Что вы собираетесь ему отдать, Фитин? Может, ваши звезды на погонах?

Лицо Фитина залилось краской, на лбу выступили крупные капли пота.

— Я не это имел в виду…

— Знаю, что ви имели в виду. Хорошо, идите… Нет, постойте. Почему Черчилль не расстреляет Гесса? Это было бы так красиво для британской короны.

Фитин стоял молча, даже не пытаясь ответить.

— Я вам отвечу, товарищ Фитин…

Сталин опять прикурил погасшую трубку, прищурил один глаз и сказал с особенно сильным акцентом:

— Во-пэрвих, они нэ умэют стрелять так бистро, как русские. А во-вторых, Черчилль думает, что Гесс ему для каких-то козней еще пригодится. Согласни?

Фитин молча кивнул. Сталин издал гортанный звук, похожий на смех:

— Старий дурак этот Черчилль. Старий… Но хитрий…

Глава 24

Кинозал Черчилля. 1944 год

Премьер сидел в кресле и смотрел «Вохеншау». Новости шли на немецком языке без перевода, но он Черчиллю и не был нужен. Черчилль хотел видеть лица. Лица Гитлера, Геринга, Геббельса — он видел в этих лицах что-то важное, понятное только ему одному.

Черчилль сидел молча. Затем поднял трубку коричневого телефона:

— Зайдите.

Секретарь появился в кабинете молча, остановился перед премьером в ожидании указаний.

— Ничего записывать не нужно, мне нужен Томас Робертсон.

— Хотите, чтобы он пришел, или по телефону?

— Пусть придет.

Секретарь быстро вышел, а Черчилль сел в кресло и начал рассматривать картину на стене, изображающую бесконечную морскую гладь. Волны нереально бирюзового цвета собираются в тонкую гармошку у самого горизонта, где едва виден силуэт судна. Это была его картина. Он рисовал в стиле ранних импрессионистов и те картины, которые ему самому нравились, развешивал в своих кабинетах.

Уже через минуту дверь в его кабинет открылась и вновь зашел секретарь.

Черчилль, даже не поворачиваясь к нему, бросил:

— Как вам моя мазня?

— Сэр, да как вы…

— Ладно, ладно. Не надо говорить мне, какой я великий художник.

— Но правда, мне нравится.

— Мне тоже. Но я совсем не хочу, чтобы в будущем мои картины, не дай-то бог, сравнивали с мазней фюрера!

Секретарь сильно покраснел, и Черчилль, который повернулся к нему, это увидел:

— О, я вижу, что кое-кто уже так и думает?

Секретарь взял себя в руки:

— Господин премьер-министр, он в приемной.

— Пусть зайдет, я жду.

Томас Робертсон, начальник отдела дезинформации 1А, невысокий, полный молодой человек, держал в правой руке портфель. Он подошел к столу и вытащил из портфеля несколько листков.

— Что конкретно вас интересует? У меня тут полная информация.

— Расскажите мне поподробнее про Гесса — как его здоровье, как он себя ведет, что, в конце концов, с его психикой?

— Я был готов к этому вопросу и могу подробно