— Первый диагноз ему поставил Геббельс еще в сорок первом. Мы смеялись тогда над немчурой, а он оказался прав. Гесс получал все нужные средства.

— Какие конкретно?

— Это нужно? Мы подобрали комбинацию из различных психотропных. Он потому так долго и держался.

— Когда вы начали давать эти лекарства?

— С первого дня.

— Он получал с первого дня психотропные?

— Что вас так удивляет? Я докладывал, кстати. И меня просили ваши коллеги давать ему что-то. Он ведь упрям, а с таблетками с ним было легко всегда.

Контрразведчик достал маленький блокнот и протянул доктору.

— Напишите сюда название.

Доктор отвел руку с блокнотом, сухо ответил:

— Вы знаете правила — делать записи запрещено. Только у шифровальщика, один на один.

— А потом это все мне на стол…

— Все равно. Я дорожу своим местом.

— Ладно. Вопрос: могли ваши таблетки спровоцировать деменцию? Ваше мнение, как его личного врача?

Доктор расстегнул воротник, достал платок, стал протирать вспотевшее лицо.

— Я тоже задаю себе этот вопрос… Вероятность есть…

— И?..

— Мы могли превысить дозу. Но не давать не могли. У него несколько раз были припадки, похожие на эпилепсию. Мы не смогли подтвердить диагноз, но без таблеток все было бы хуже.

— Что еще?

— У Гесса сильнейшие провалы в памяти. Странным образом к нему на время возвращается возможность говорить о прошлом, но все обрывками.

— Он помнит полет?

— Нет. Этот кусок исчез. Более того, он потерял отрезки с тридцатых и часто забывает, что у него есть сын. Это ужасно.

Контрразведчик спрятал блокнот.

— Хорошо, сократим нашу беседу. Гесс — психически ненормален и память его не восстановится?

— Нет. Но гарантии дать не могу.

— Окей, сэр. Идите в шифровальную и сделайте подробный отчет. Гесс свое отработал. Переведем его из дворца в тюрьму, так, доктор?

Доктор угрюмо кивнул.

Гесс стоял в комнате у двери, но разговор в коридоре ему не был слышен. Он остановился у стойки и налил в стакан воду, взял в правую руку оставленные доктором таблетки, поднес руку ко рту, намереваясь принять их. На мгновение остановился и сильно сжал таблетки пальцами. Несколько секунд он пил воду и продолжал давить таблетки. Затем поставил пустой стакан на полку и пошел к кровати. Грузно сел, опираясь при этом руками на края металлического матраса. Мелкая пыль от раздавленных таблеток оседала на пол, смешиваясь с грязью, оставленной ботинками доктора.

Гесс закрыл глаза и сквозь сжатые зубы произнес:

— Хайль Гитлер!

Глава 26

1992 год. Опасный вояж

Роман и его адвокат Ульрике проходили паспортный контроль. Ульрике, высокая немка, обладательница спортивной фигуры, шла первой. Она немецкая гражданка и могла пройти пограничный контроль быстро. Но там оказалась заминка. Очередь двигалась очень медленно.

— Ты веришь, что он был убит?

Ульрике быстрым движением руки поправила короткую стрижку и оглянулась на Романа.

— Лучше тут не болтать.

Роман согласно кивнул и незаметно окинул адвоката типично мужским взглядом. Ульрике — ухоженная шатенка с немецким понятием о женской привлекательности — нет яркого маникюра, одета в узкие джинсы до щиколотки. Темно-серый мужской, но сильно приталенный пиджак надет на спортивную футболку, которая не скрывает грудь, судя по всему не защищенную бюстгальтером. Адвокат взгляд заметила, но внимания на него не обратила.

Роману стало неловко от собственной наглости, и он опять обратился к Ульрике.

— Слушай, ведь, если это все правда, значит, британцы запачканы по горло.

— Ты думаешь, что фюрер и Черчилль договорились?

Ульрике давно помогала Роману. Бывшая гражданка ГДР, она прекрасно владела несколькими языками. С Романом их познакомила ее подруга, работавшая в одной из еврейских общин и содействовавшая Роману в его делах.

— Думаю, да. Главное, что мы знаем — Гесса убили. Кто в этом заинтересован?

— Да брось ты, смерть бывшего нациста — это нормально, — цинично ответила Ульрике.

— Ты как немка отвечаешь или это сейчас твое сердце стучит слева, как говорят немецкие коммунисты?

— Как человек, — сухо кивнула Ульрике.

Очередь на паспортный контроль вообще остановилась. Роман и Ульрике повернулись друг к другу и одновременно засмеялись. Ульрике закрыла рот рукой, приглушая свой смех.

— Рома, вот у тебя и есть время задавать вопросы. Или уже перехотел?

— Больше всего мне хочется в туалет, — улыбнулся Роман, — но выхода нет — будем ждать.

Он оглянулся по сторонам. Разномастная очередь, состоящая в основном из немцев, галдела, как группа туристов из Италии, — громко, не стесняясь окружающих. Некоторые уже достали запасенные бутерброды и поедали их, не глядя на соседей. Эта шумность и непринужденность немцев позволила и Роману говорить громко, не боясь, что какие-то слова могут быть услышаны окружающими.

Ульрике посмотрела на него.

— Давай перейдем на русский. Тогда точно никто ничего не поймет.

— Ты угадываешь мысли?

— С чего ты так решил?

— Откуда ты узнала, что я боюсь быть услышанным со стороны?

Адвокат улыбнулась, но ничего не ответила. Роман тихо спросил:

— Ты работала в Штази?

Ульрике начала хохотать так, что на них оглянулись. Затем резко остановилась, посмотрела в глаза Роману.

— Ты у меня уже столько раз про это спрашивал. Я тебе отвечала: нет, не работала.

— Слушай, ну ты делаешь такие аналитические прогнозы, вот, даже мысли угадываешь. Ну что я еще должен думать? Откуда у тебя такие знания? Кто тебя этому научил? Говорят, что в ГДР все работали на Штази.

Ульрике поправила короткую стрижку, достала из сумочки маленькое зеркальце, помаду и подкрасила губы.

Роман смущенно тронул ее рукой за плечо:

— Не обижайся, я правда много раз у тебя это спрашивал. Мне все равно — работала, не работала. Ты не похожа на обыкновенную канцелярскую, извини, немецкую крысу. Ты совсем другая — поэтому я и взял тебя с собой.