ее, такую помощь, несомненно нужно оказывать всем,

случись – и женщинам, только не во вред себе и своим

убеждениям».

Только сейчас Гомозов вряд ли подозревал, что его выводы

обуславливали новый визит в поселок Оставной. И едва ли он

признавал то, что хочет наведаться в общежитие через реку для

того, чтобы увидеть Елену, едва ли сознавал то, что скучал или,

всего на всего, ощущал нехватку обычного человеческого общения,

нехватку, которую упомянутая женщина могла бы восполнить.

Наконец, настал день, когда воля Филолета Степановича чуть

послабела, и он, путаясь в некоторых, уже угасающих сомнениях,

метался по комнатам.

«Для того, чтобы идти должна существовать причина, – так

теперь рассуждал он. – Не являться же просто, без случая! А то, Бог

весть, чего подумает…» Но в голову Гомозова приходили какие-то

совершенно нелепые причины: не одолжить ли соли, не одолжить

ли штопор? Все это было действительно смешно. Гастроном –

поблизости, и приобрести соль можно хоть не один пуд. Да и

стоит ли тащиться за штопором в деревню через реку, когда можно

одолжить его у соседей? К тому же, в каком скверном свете себя

выставишь, спрашивая штопор, будучи совершенным

трезвенником.

Так или иначе, причины не находилось. Да, Бог с ней, с этой

причиной, вдруг проскользнуло молнией в уме Фиолета

Степановича, и сей помысел был настолько убедительным, что

Гомозов в мгновенье накинул пальто, запрыгнул в ботинки и

бросился к двери. Почему он так спешил, никто не знал, скорее

всего, он опасался самого себя, опасался, что вот-вот передумает и

тем самым лишит себя возможности увидеть Елену.

Закинув на шею шарф, он выскочил из дома, и помчался по

едва заметной тропинке, густо припорошенной снегом. С неба не

преставали сыпаться пушистые комья отяжелевшей влажной ваты,

падая, они укрывали и без того потерянное пространство, маяча

перед глазами, путали взор, привыкший к контрастам. Гомозов

бежал по белесой пустыне на фоне скудных домов-оазисов вдали, и

не смотрел под ноги. Бежать – было главной его задачей, бежать,

что есть мочи, и бессознательная спешка захватила его всецело.

И случалось ли, что такая безумная спешка приносила

достойную награду? Случалось ли, что в такой спешке все шло чин

по чину, как у людей? Возможно. Предполагаются такие

исключения. Но этого не произошло с нашим героем, и горячность

его была возмещена по заслугам.

Филолет Степанович исключал возможность неприятности, он

набирал разгон, и его мозг отчетливо чеканил одно слово:

«быстрей». Несомненно, он знал, что соскочил с дороги, но это

мало его интересовало. «Быстрей, быстрей!» – отпечатывалось в

мозгу, и он ускорился бы еще больше, как вдруг его неудачная левая

нога крепко зацепила камень, подло затаившийся под снегом.

Гомозов вскрикнул, всхлипнул, боль мгновенно разлилась по всей

ноге и поплыла по телу. Филолет Степанович, кривясь и ежась,

смахнул полой пальто снег с лежавшего на земле булыжника, и

отчетливо разглядев его, обессилено прошипел:

– Ну, гад! Ну, гад! Эх! Я тебе сейчас! – замахнулся он на

камень. – Я тебе сейчас покажу!

Камень же язвительно отмалчивался, бесстрашно подставляя

Гомозову свой лощеный серый лоб. Филолет Степанович злобно

топнул непострадавшей ногой, понимая бессмысленность угрозы, и

опомнился, что ему нужно бежать. С новыми силами он ринулся к

реке, однако, теперь не так быстро, потому что прихрамывал и

внимательно всматривался в полотно дороги, страшась новых

неприятностей.

До реки он мог доехать и на автобусе, но в такой холод вернее

пробежать, нежели в течение энного времени стоять, коченея на

остановке. Тем более что в такую погоду у автобуса в выходной

было весьма странное расписание. Объяснялось все тем, что

транспорт то и дело ломался или вязнул в снегу, не подходя к

остановке в положенный срок.

Пусть нога и болела, Филолет Степанович все же старался не

сбавлять шаг. Он опасался, что благоразумные мысли вот-вот

набросятся на него и заставят вернуться назад. А увидеть Елену

очень хотелось.

– Скорей же скорей! – поторапливал он себя, пересекая реку

по льду, и, казалось, каждая нервная клеточка в нем суетилась и

подталкивала вперед. Словно беглый преступник, он весь

лихорадочно трясся, от опасности быть замеченным и пойманным.

Вот только преступление Гомозов совершал перед самим собой, а

тут за угол дома не спрячешься и никуда не убежишь.

Он был достаточно близко, когда опять-таки высунувшаяся

физиономия прелюбопытнейшей соседки подглядывала в окно.

Завидя Гомозова на горизонте, нехрупкая женщина, нехрупкой

рукой в момент распахнула форточку настежь и, жуя кусок майской

булки, закричала:

– Эй, прынц! Прынц! Куда ж ты так спешишь, прынц?! –

застучала она ногтями по стеклу. – Ты за мной? За мной?.. Ну, ты

хоть поглянь, поглянь на меня!..

У Гомозова от неприязни резануло в боку, и он согнулся

пополам. Этой оказии он опасался не менее, чем самого себя.

– Глянь-ка, он еще и хромает! Хромает и бежит! –

комментировала дама. – А ее все равно дома нет. Куда ж так

спешишь-то, прынц?! А то, побежал! Смотри, как побежал! Так ты

на коне должен быть, раз прынц! На коне! Где ж твоя лошадь?! А?!

– и женщина в окне зашлась громким хохотом.

В голове Филолета Степановича помутнело, все пространство

перед глазами начало расплываться, женский бесстыдный хохот

перерастал в дикий оглушающий ржач, причем явно не

человеческий. Гомозов робко перевел взгляд на окно и, от

увиденного, застыл на месте. За стеком неистово, выставив вперед

гигантские зубы, ржала лошадиная голова. Ноги под Гомозовым

обмякли, он упал в обморок.

Спустя несколько секунд после того происшествия, задвижка

замка соседней двери щелкнула, на пороге появилась Елена. Та

самая Елена, к которой и шел Гомозов.

– Филолет Степанович! Филолет Степанович! Что с вами? –

воскликнула она, увидев перед собой потерявшего сознание

Гомозова.

Елена наскоро огляделась, повернула голову к соседскому

окну. За стеклом взирала на происходящее уже спокойная

физиономия бойкой дамы.

– Что с ним? – озабоченно спросила Елена. – Вы знаете, что с

ним?!

– Не знаю… – чуть испугавшись, ответила женщина. – Я вот-

вот завидела его, только собиралась поздороваться, а он… – она

пожала плечами и захлопнула форточку.

Елена присела к Гомозову и похлопала его по щекам.

– Филолет Степанович! Филолет Степанович!

Глаза Гомозова тяжело приоткрылись.

– Филолет Степанович! Очнитесь!

– Елена? Вы?.. Вы разве дома? – тихо прохрипел мужчина –

Соседка сказала, вас нет…

Елена посмотрела на окно, дамы в нем уже не было.

– Не знаю… – произнесла спасительница в замешательстве. –

Я сегодня уходила из дома… Но уже вернулась. Возможно, моя

соседка просто ошиблась.

– Ошиблась?!

– Да. Похоже на то. Вставайте!

Гомозов неторопливо стал