– Товарищ майор, матрасы затушили, их там у нас штук пять лежало. Трассерами их зажгло. Кузов посекло, но это ерунда.

Я несколько секунд непонимающе смотрел на него, а потом вспомнил и засмеялся. Техник налил в кружку водки и протянул ее водителю. Солдат залпом выпил, вытер грязным рукавом рот и, не стесняясь, потянулся к тарелке с колбасой. Выбрал самый большой кусок и такой же большой кусок хлеба и с удовольствием отправил закуску в рот. Замполит с техником поощрительно засмеялись:

– Ну, Самарченко, губа у тебя не дура. А теперь сбегай и посмотри, чего старшина там делает? Что-то долго его не видно. Не грохнуло ли его там случайно?

Через пять минут старшина стоял перед столом и пытался что-то объяснить, но я жестом остановил его и подал полную кружку водки. Давно решил про себя, что со старшиной выпивать не буду и, вообще, запретил ему употреблять спиртные напитки, так как он неадекватно себя ведет в пьяном состоянии, но сейчас решил отступить от этого правила.

– Давай, старшина, выпьем, – я и замполит с техником чокнулись с Пономаревым, который в растерянности переводил взгляд с кружки на меня и обратно, не решаясь поднести ее ко рту, – сегодня тебе можно. Не каждый день бывает у людей второй день рождения. Если б не твой ангел-хранитель, лежал бы ты сейчас в кабине с пробитой башкой, или бы Самарченко вез тебя в кузове, мертвого, в санчасть. – Хотел продолжить, но остановился, увидев, как в ужасе расширились глаза старшины, понявшего, чего он только что избежал.

Старшина отчаянно, одним залпом, выпил кружку. Подождав, когда он продышится и закусит, я начал ставить ему задачи:

– Значит, так, Пономарев. Едешь сейчас в ремроту, ставишь там новые стекла и домой. Остаетесь с Мишкиным на старых позициях старшими, а утром привозишь такой же вкусный завтрак. Тем, кто после ночи останется в живых. – Я пошутил, и зря. Старшина, еще не отошедший от своих приключений, обалдевшими глазами посмотрел на меня. Потащил Самарченко к машине и быстро уехал.

Еще немного посидели за столом. Бой постепенно затих, хотя с нашей стороны и со стороны боевиков стрельба продолжалась, но интенсивность ее значительно снизилась. На нашем участке расположилось несколько танков, и как только где-то показывался боевик, по нему следовал выстрел из танковой пушки. Пару раз выскакивали на открытое пространство духовские гранатометчики, приседали на колено и пытались из гранатометов достать танки, но или целились неправильно, или же боялись хотя бы лишнюю секунду остаться один на один с грозной боевой машиной, поспешно нажимали на курок и исчезали, пытаясь опередить выстрел танкистов. Одному такому отчаянному духу снаряд попал прямо под ноги: тело от взрыва взлетело вверх на несколько метров и повисло на ветвях дерева, но через несколько минут упало вниз, и его быстро утащили в кусты. Остальные чеченцы больше не осмеливались открыто перемещаться по своему переднему краю, как это было до появления танкистов. Приходил ко мне командир танка, который стоял за арыком, потом подошел один из огнеметчиков, им я поставил задачи и уточнил сигналы взаимодействия, немножко порасспросил их о том, что они знают и видели. Знали они, правда, немного. Что солдат может видеть из своего окопа? Но посмеялись: командира взвода, танкиста, во время боя ранило. Офицер высунулся из люка, чтобы лучше рассмотреть местность, в это время пуля попадает в броню, рикошетит и отрывает ему кончик носа. У огнеметчиков еще смешнее: солдату во время перебежки пуля попала в член. Не оторвала, а пронзила его. Долго на поле с ним мучились, не зная, как правильно перевязывать член. И смех, и грех. Говорят, у нас большие потери, но подробностей они не знают.

Погода улучшилась, стало значительно теплей, но по небу все равно быстро пролетали тучи, обремененные влагой. Темнело, и пора было переходить на ночное дежурство. До полной темноты я еще успел сбегать к Коровину и убедился, что тот серьезно подготовился к ночи. В темноте собрал вокруг себя всех, кто был со мной, и определил порядок дежурства. Сам же, разложив пустые ящики из-под боеприпасов на земле, раскинул на них спальный мешок и первым завалился спать до 23 часов, справедливо полагая, что если духи и будут атаковать ночью, то это произойдет где-то ближе к утру. Под мерное шуршание капель мелкого дождика я быстро провалился в крепкий и здоровый сон.

Проснулся, как от толчка, хотя меня никто и не будил. Зажег в спальнике фонарик, поглядел на часы: было половина одиннадцатого. Обрадованный, что еще могу поспать минут тридцать в тепле, смежил веки, но сон уже не шел. Поворочавшись на ящиках, я почувствовал, что все тело ноет от жесткого ложа. Вылез из спальника и огляделся. Рядом со мной на таких же ящиках в неудобной позе спал Кирьянов, а фигуры техника и двух солдат виднелись на фоне неба в пяти шагах от меня. Справа маячил Торбан, который в ночной бинокль разглядывал окраину МТФ. Постукивали редкие выстрелы, иной раз в сторону боевиков уходили трассера. Танкисты узкими синеватыми лучами прожекторов в несколько секунд обшаривали поле, иной раз дотягиваясь до зеленки боевиков, и тогда следовал выстрел из танковой пушки, который на мгновение освещал поле. Дождя не было, а в облаках появились просветы, откуда выглядывали умытые и чистые звезды, предвещая хорошую погоду. Сладко потянувшись, я поправил сбившуюся с Алексея Ивановича плащ-палатку. Подхватил автомат и легким шагом хорошо отдохнувшего человека направился к Карпуку. Отправив Игоря спать, начал мерно выхаживать по позиции, каждые тридцать секунд вскидывая ночник, осматривая поле и подходы к нам со стороны МТФ. На удивление, ночь прошла спокойно, без каких-либо сюрпризов.

Радовало и то, что к утру небо совсем очистилось от облаков. Все-таки когда солнце – воевать веселее. Незаметно подошло время будить на смену замполита, но я не чувствовал себя уставшим, поэтому решил додежурить до восьми утра. Пусть замполит отдохнет. Где-то перед рассветом, когда темнота на короткое время сгущается, готовая сдаться свету наступающего утра, за арыком в тылу позиции возник шум двигателя, и оттуда на поле выпятилась огромная темная масса. Судя по звуку, это был автомобиль «Урал», но не было видно знакомого очертания: ни кабины, ни фар – ничего. На позицию достаточно быстро надвигалось что-то большое и квадратное. Я быстро присел и попытался на линии горизонта что-нибудь рассмотреть. Не сумел. Успокаивало только то, что это двигалось к нам из нашего тыла. Но все равно я был настороже. Лишь когда оно приблизилось, я рассмеялся: по полю к нам задом приближался «Урал» старшины. А еще через мгновение машина остановилась рядом со мной, хлопнули дверцы, и ко мне подошли старшина и Самарченко. Обрадованные тем, что они точно выехали на позицию, перебивая друг друга, начали рассказывать, как они волновались, боясь промахнуться мимо нас и уехать к боевикам. А я не стал их разочаровывать тем, что дальше арыка за нами они бы уехать не смогли.

Как по команде проснулись все, кто спал. Хотя мы и не были голодными, но с радостью сели за стол, который Пономарев расставил уже за машиной. На стол он водрузил керосиновую лампу. На одном краю он накрыл нам – офицерам, а на другом разложил еду для солдат. Старшина и сейчас расстарался: было приятно смотреть на изобилие вкусных продуктов и водку. Мы не выпили вчерашнюю, а он привез еще. Две бутылки я оставил на столе, остальные вернул обратно прапорщику: