…Перебираю воспоминания, каким запечатлелся Хейфиц ярче всего? Удивительно, но это не драматичные эпизоды на съемочной площадке, не радостные дни Каннского фестиваля, не выступления с высоких трибун. Вспоминается, как в перерыве съемок, когда нет погоды, он залезает в наш забитый барахлом автобус и с наслаждением жует свой бутерброд, сотый раз с искренним интересом выслушивая одни и те же киноостроты, потому что и этот спрессованный в кармане бутерброд, и душный автобус, и томительное ожидание под мелким нескончаемым дождем — тоже непременная часть жизни кинематографиста. А его последний-то (30-й) фильм, конечно же, не случайно так и назывался — «Бродячий автобус» — о бесприютной кочевой жизни актеров, и проклинающих свое ремесло, и преданных ему безраздельно.

Хейфица приковывали к кино не розовые сны о славе, а та впитавшаяся в поры соль будней, которая связывает матроса-работягу с морем. Если уж продолжать это сравнение, то, как матрос на берегу готовит свое судно к выходу в море, так и Хейфиц когда не снимал, то писал о кино, для кино. В многочисленных тетрадях, папках остались его рассказы, теоретические работы, заметки, воспоминания. Часть этих литературных трудов была собрана Иосифом Ефимовичем в книгу, выхода которой он долго и терпеливо ждал, но, увы, теперь уже никогда не сможет порадоваться ей вместе с нами.

Алексей Баталов

Конечно же, эта книга хранится в моем сундуке.

И вот что в этой книге Иосиф Ефимович написал обо мне.

Алеша — так его звали по роли в «Большой семье», Алеша Журбин.

И так зовут его в жизни — Алеша Баталов. Теперь он уже взрослый человек с пробивающейся сединой, но для меня так и остался Алешей.

К «Большой семье» наша киногруппа готовилась долго. Мы встречались со старыми корабелами; оглушенные грохотом пневматических молотков, ходили по стапелям, продуваемые гриппозным ветром ленинградской осени.

Большая, состоящая из трех поколений семья Журбиных на наших глазах обретала реальные черты. Вот старейшина — дед Матвей. Никто лучше не сыграет его, чем Сергей Лукьянов. Его уже мучают гримеры, пытаясь прибавить ему целых двадцать лет.

Вера Кузнецова, знакомая мне еще по Театру Пролеткульта, — мать; Борис Андреев — Илья Журбин. Нету только самого младшего в семье — Алеши. Я вижу его совсем другим, нежели набившие оскомину вихрастые комсомольцы с безбрежным энтузиазмом и ручейком-умом — постоянные персонажи пьес и фильмов.

Вспоминаю свои комсомольские годы — были там и вихрастые, а были и умные, интеллигентные парни без баянов и кепок набекрень.

Но такой Алеша уже который месяц не находит для себя исполнителя, хотя ассистенты сбились с ног, а стол мой завален фотографиями молодых артистов, улыбающихся студентов театральных школ. Но все они в нашу журбинскую семью не «лезут», отторгаются, как чужеродная ткань.

Мы в отчаянии, обещана награда в виде бутылки лучшего шампанского тому, кто найдет нам Алешу.

И вот на стол ложится новая фотография. Ее принес редактор сценарного отдела Николай Коварский.

— Посмотрите, а вдруг это именно то, что вам требуется.

«То» выглядит на фотографии странно. Тщательно стриженный и причесанный, с вьющимися волосами «мелким барашком» молодой человек. Большие серые глаза смотрят прямо. По первому впечатлению — не то. Но в нашем положении надо рискнуть. Вызываем. Заходит в группу знакомый ассистент, надеющийся, видимо, получить в конце концов обещанную награду. Мне рассказывают: пришел, удивленно спросил оператора: «Что это в гримерной за парень сидит — носатый, худой, вида никакого, неужели на вашу пробу приехал?»

На следующий день — кинопроба. Оператор рассказывает, и я подтверждаю: парень этот удивительный, совсем на актера не похож, ни минуты на месте не сидит, то прибор помогает передвинуть, то интересуется, как заряжают камеру, то бросается плотнику помогать. Плотник говорит — дельные советы этот парень дает. Оказывается, он на военной службе в Театре Советской армии был рабочим сцены. Ночью в казарме, а днем помогал декорации устанавливать. Смотрю, руки у него действительно не нежные, опытные руки, глаза внимательные, в перерыве сидит не в кресле, как другие, а на полу или на ящике с гвоздями.

Так появился у нас Алеша Журбин, а когда стал сниматься в первых эпизодах, то стало всем ясно — бутылку шампанского надо немедленно отнести Николаю Коварскому.

Но я меняю игривый тон этих воспоминаний. В лице Алексея Баталова я нашел умного, интеллигентного, способного актера с настоящей мхатовской школой.

Критики писали, что Алеша Журбин в исполнении Алеши Баталова открывает совершенно новый характер молодого рабочего, современного, опрокидывающего начисто штамп, установившийся на сцене и в кино, ограниченного энтузиаста, «бодрячка» и танцора.

Но молодой актер не только быстро разобрался в технике съемки, суя свой нос и в камеру, в звуковой пульт и во все, что его интересовало вокруг. Он удивительно быстро усвоил технику актерской игры в кино, ее специфику, рожденную зоркостью объектива и чуткостью микрофона.

Мне сразу понравилось в нем то, что он, будучи верным выучеником мхатовской школы, относится к ней без школярства, гибко и удивительно тонко понимает ее применение к актерскому искусству кинематографа. Он и стал вскоре кинематографическим актером с головы до пят. Его отличные, талантливые работы в картине М. Калатозова «Летят журавли», в «Беге» Алова и Наумова, в «Девяти днях одного года» М. Ромма подтверждают это.

Какими своими качествами и средствами он достиг успеха?

Я думаю, он достиг его потому, что, несмотря на свою театральную школу, а может быть, именно благодаря ей, понял не только высокую ценность слова, но и не менее дорогую цену молчания как действия. Что слова? Их зачастую щедро бросают с экрана в зал, ловко, правдоподобно, легко, будто шелуху от семечек. Глубину переживания очень трудно передать без слов, но это, несомненно, великая особенность кинематографа, открывшего миру крупный план. Этим искусством в совершенстве владеет Алеша Баталов. Он понял и границы перевоплощения, достигаемого особыми, не похожими на сценические, средствами.

Алеша снялся в шести моих фильмах («Большая семья», «Дело Румянцева», «Дорогой мой человек», «Дама с собачкой», «День счастья», «В городе С.»). И все эти роли я вспоминаю с радостью. Работа сблизила нас, он научился понимать меня с полуслова, я изучил досконально все его сильные и слабые стороны, его особое умение молчать, реализовав на опыте мудрость пословицы: молчание — золото. Природа его особого обаяния чисто кинематографическая, она в его глазах, в которых отражается внутренняя жизнь персонажа, невысказанная, а потому особенно глубокая. На этом мы построили роль Гурова в «Даме с собачкой».

Взлет Алеши был поистине стремительным, «Летят журавли» принесли ему мировую славу, многие годы он был для нашего зрителя (да и теперь является) одним из любимых киноактеров.